– Видите вот этого мальчика? – Он навалился на стол объёмистым животом, протягивая мне выцветшую газетную вырезку и тыча пальцем в мутную фотографию. – Это середина пятидесятых, здесь ему лет десять-одиннадцать.
– Мальчика никакого не вижу, – я несколько отстранился. – Какой-то молодой человек, явно старше одиннадцати…
– Нет-нет, это Барский, он тогда на Сахалине гремел, чемпионом был. Заметка-то о первенстве острова. А на заднем плане – видите, у него за спиной мальчик, который на демонстрационной доске фигуры передвигает. Это и есть Петрушин.
Действительно, я разглядел худенького грустного мальчика с торчащими ушами, в белой рубашке и при пионерском галстуке.
Мы сидели в забегаловке с самонадеянным названием «Рюмочная № 1» у Финляндского вокзала. Он пришел позже, взял свои сто пятьдесят, – очевидно, уже не первые на сегодня, и попросил разрешения присесть за мой столик. А через пару минут, приняв полдозы, заговорил. Кончилось дело рассказом о неком юном шахматисте по фамилии Петрушин – с извлечением из бумажника клочка газетной бумаги.
– Примерно в этом возрасте он и переехал с родителями на материк, в Воронеж. А еще через пару лет выиграл чемпионат СССР среди школьников. Очень был талантлив…
На кой чёрт он пристал ко мне с этой историей? – не на кого излить? Но, видно, грызёт она его… А под пара́ми и разобрало.
– Как ваше имя-отчество? – неожиданно для него и себя спросил я.
– Антон Васильевич, – махнул он рукой и продолжал, – так вот, за первое место его премировали путевкой в Артек. Помните такой? Может, бывали?
– Помню, конечно, но сам не удостаивался. Ездил в самый обыкновенный пионерлагерь, в Ленобласть. Всеволожск, знаете?
Конец ознакомительного фрагмента.
