Я стягивала лямку с плеча слишком медленно, мечтая, чтобы сегодняшнюю ночь он запомнил навсегда. Черное кружево идеально подчеркивало достоинства, позволяя не думать о недостатках. Полумрак придавал мне загадочности, а силуэту – женственности, сглаживая тенями острые углы.
– Ты сегодня игриво настроена…
Прошептал он, просовывая руку под брюки. Ты тоже решил поиграть? Сбросив вторую лямку, я завела руки за спину, расстегивая застежку, позволяя вечерней прохладе коснуться сосков. Я чувствовала, как они отреагировали на свежесть, и провела по груди ладонями, сильно сжимая соски, чувствуя, как учащается сердцебиение, а тепло разливается по венам.
– Иди ко мне, малышка…
Я сделала шаг вперед, уверенно ступая на высоких каблуках, от ласкового обращения я немного повела носом, но он мог называть меня как угодно. Ему было дозволено все: полный контроль над моим телом, над моими желаниями.
Я так долго искала его, что сходила с ума от одного вида, от запаха. Сев на его колени, я ощутила, как сильные руки сжались на моих бедрах, плотнее прижимая к возбужденному паху, я потянулась за поцелуем, желая насладиться вкусом его губ, как эксклюзивным букетом дорогого вина.
Тень прятала его лицо от меня, пока руки изучали мое тело, сжимали грудь и ягодицы до болезненного наслаждения.
I still remember
(Я до сих пор помню)
Third of December
(Третье декабря)
Me in your sweater
(На мне был твой свитер)
You said it looked better
(Ты сказал, что на мне он сидит лучше) …
Heather Conan Gray
Он отдалялся, я видела его силуэт все более размытым, а меня словно несло на звуки любимой песни.
Знаете, как разлюбить любимую мелодию? Поставить ее на звонок. Трель будильника вернула меня из мира грез и влажных фантазий, я застонала, но в этот раз не от удовольствия как во сне, а от чувства обратного.
– Амелинда, – поныла в подушку. – Ну что за сны.
А сны были горячие и не вещие, даже когда снились в ночь на пятницу. Часто во сне я видела себя роковой красоткой, исключительно в кружеве. Развратную и пошлую. А на деле… а на деле я была полной противоположностью своих снов.
Тщательно орудуя зубной щеткой, я смотрела на отпечаток от подушки, которая отрисовала на щеке наподобие шрама, который рассосется через пару часов. Но это было слишком не быстро. К этому времени я уже успею воспользоваться метро, пройтись по заснеженным улицам Лондона и, как всегда, не опоздать на работу. Потому что опоздания – это моветон. А я девочка приличная. Везде, кроме своих неконтролируемых снов.
Немного смочив пальцы водой, я запустила их в волосы, пытаясь усмирить гнездо из каштановых прядей, но день ото дня я сдавалась раньше: решая проблему с укладкой путем завязывания пучка на голове, который Кетти, моя единственная подруга, называла «старческим». Но меня это не беспокоило. Как по мне, это было лучше, чем хлестающие по лицу непослушные волосы. А ветры в ноябре такие, что вытряхивают душу из бренного тела, если ты решил поддаться моде и отказаться от шапки и пальто потеплее. Казалось бы, плюс семь градусов, но по ощущению я жила на северном полюсе с белыми медведями.
От утреннего туалета меня отвлекла долбежка в дверь, настойчивая и такая, которая будит своим шумом не только меня, но и, как минимум, весь третий этаж дома на Уайтхолл 69. Я была рада, что выше меня была только крыша, иначе сейчас бы я слышала еще и недовольный топот в собственный потолок.
– Никсон! У меня такие новости! Ты упадешь!
Кетти всегда была немного с долей предсказательницы, от неожиданного барабанного шума в дверь я уронила на пол пластиковый бокал, который до этого использовала для полоскания рта, наступила на образовавшуюся лужу, поскользнулась на кафеле и сделала ровно то, о чем и говорила подруга. Упала. Но не от новостей. Было больно, но свидетелем моего позора был только кот, который проснулся из-за шума и с долей нарциссизма и брезгливости смотрел на меня из приоткрытой двери.
– И тебе доброе утро, Томас, – я поморщилась, потирая ушибленное место, на что кот повел усом. Буквально одним. Возможно, у него была такая привычка, а может вторая половина приплюснутой морды просто атрофировалась. Но это не мешало ему поглощать пищу как не в себя.
– Мя.
Это было единственное, что я заслужила. Даже не «мур». И куда уж мне для полноценного «мяу».
– Дай мне прийти в себя, кот.
Удары в дверь не прекращались, а эхо от них постепенно оседало в моей голове, начав неприятно пульсировать.
– Иду!
Крикнула, а сама продолжала растирать ушибленное место. Кот не отставал, следуя по пятам, но заговорить не пытался. Очевидно, еще не совсем оголодал.
– Амелинда!
Кетти продолжала барабанить, а я, шаркая ногами по холодному полу, ковыляла к двери. Все же приложилась я хорошо и точно останется синяк. Кот, будучи верным псом, сел у двери, готовый отражать нападения воров и преступников, а я сняла с двери цепочку, провернула заедающий замок и открыла дверь, видя перед собой Кетти Гринт, подругу, с которой мы познакомились в младшей школе и продолжали поддерживать связь и после ее окончания и поступления в разные институты.
– Что с тобой? – подруга свела брови к переносице, отчего на идеальном лице появилась складка на лбу. Она просканировала меня взглядом, останавливаясь на руке, которая старательно потирала ушибленную ягодицу. – Что с твоей…? – она кивнула на руку, с подозрением щуря глаза.
