Бука листает страницы Фейсбука, не находит там внука, похожего на идеал. С экрана стихи и сказки, но нет в них тепла и ласки, никто не подходит Буке, как бы там ни скакал. Причёсаны все, красивы, но понимает Бука – одна показуха, с поиском в интернете всегда невезуха.
– Всё! Совушки-подружки, нет больше сил на аудио формат, устала слёзы лить в подушку. Знаю, кто поможет найти мне нового Илюшку – Дед Мороз мне будет рад!
– У-х-х, у-х-х! Лес вокруг дремучий! – Ночные заухали наперебой.
– Во всех лесах своя я, долго-коротко дойду, попаду на кружку чая. Поделюсь судьбой, без утайки расскажу о своих мечтаньях. Он же добрый, он поймёт, он и к детям всей душой…
– У-х-х, с тобою полететь?
– Нет, то боль моя, и решить должна сама, смелости, пока иду, из природы зачерпну. По дороге там поля и леса бескрайни.
Вдруг, открылась дверь без стука…
– У-х-х, а вот и я! – Заволновались сипухи средней полосы, у филина и уши встали на дыбы.
– У-х-х, спокойствие, только спокойствие! Где тут Бука, я за ней. – Полярная встряхнула седыми крылами, прикрыв огромный дисплей.
– Соломониха, здравствуй! Молитва была ненапрасной.
– У-х-х, ожидает тебя чудодей.
– Пернатые, мои дорогие, удачу бы не спугнуть.
– У-х-х, возвращайся счастливой, в добрый путь!
Лишь скрипнет в округе снежок. Шагает лохматая Бука, с белой совой на плече. С надеждой услышать ещё хоть разок – реального ребёнка стишок…
Шли долго ли, коротко ли,
Шли далеко ли, близко ли,
Вот наконец и Великий Устюг.
Сосновою снотворной смесью бор приоткрыл мохнатые ворота в сказку. Добротный терем с куполами, снежинки по краям у крыши и чародейкою зимою окутан цепью пуховою.
Гостей хозяин ожидает, по-домашнему одет, синий в золоте кафтан, валенки обычные – серые, практичные, и ушанка с козырьком, вязанная спицами. Облачная борода… Кто её взбивает?
– Бука! Шевелись, тебя и ждали! – Поспешила к другу, окунула нос свой длинный в бороду родную, всхлипнула:
– Здравствуй, Дедушка Мороз.
– Ох, дама в самом цвете, не хнычь, как маленькие дети, нам по силам всё решить! Или не за что совсем новый свет благодарить?
– От экранных внуков совы зазевали. Мне бы озорного да разумного слегка, он бы мне про новизну, я ему про старину. Эх! Стих бы с табурета.
Пытливый глаз из-под очков вцепился в Буку.
– Готовое дитя? Рифмы говорило? Стул! – Басом лес накрыло, снежной белью запуржило. Взвился посох, заискрился. Бум!..
– Кикимоша, под ноги мне смотри! Упаду, виновата будешь! – Ультиматумы четырёхлетки Букеши сестру Кикимору одиннадцати улыбали в варежку.
– Смотрю я, смотрю, от самого садика детёнышей человечьих, все твои шажочки считаю. – Старшая подписала договор о разрешении на любой беспредел со стороны мелкой, когда та появилась на свет. Любовь.
– Сегодня Петька новый стих рассказывал.
– Может читал?
– Нет, книжки у него не было. Глухая? Сказала, рассказывал, значит так!
– Хорошо, не гневись. Это называется «наизусть», когда запомнил и в листок не заглядываешь. По-научному – декламировать.
– Это когда меня на стул ставят, а потом все в ладоши хлопают?
– Точно, – подобие улыбки растянуло неказистое, с детства старушечье лицо сестры…
Бука нависла над таёжной зимней тропкой, на которой она, маленькая, вредная командовала Кикиморой.
«Как она меня терпит? Ладошка чешется, шлёпнуть негодницу!"
Дед Мороз стукнул посохом в ледяную лужицу. Бум! Картинка сменилась.
Маленькая Букеша стоит на табурете. Вокруг на лавках ожидают лесные слушатели. Мать Ягунья гордо:
– Ну, давай дочь, жги! – Артистка загребла ртом воздух, свистнула, несуразно большим носом для ребёнка, выдала:
Мы купили холодильник
Называется «Ока»
Рыбы нету, мяса нету,
Положу…
– М-м-м… – впервые забыла слова. Аплодисменты нарастали.
