Белки-летяги осенью улетают в Какапулько…
Я отложила тетрадь.
– Нюся! Где находится Какапулько? Впервые слышу о такой стране. Хотя, признаюсь, не являюсь знатоком географии.
– Тетя Таня, Какапулько – это город, – захихикала девочка, – он в Англии.
– Акапулько! – догадалась я. – Ясно.
– Классный доклад? – поинтересовалась Анечка. – На трех страницах, как Инесса Леонидовна велела.
Я откашлялась.
– В твоей работе много неточностей. Начнем с самой главной: белки-летяги не покидают с наступлением холодов родные края. Почему? У них нет крыльев. А город Акапулько находится в Америке. Придется переделать работу.
– Нет, тетя Таня, ты путаешь, – заспорила Аня. – Я скачала текст из Интернета, с сайта «Лучшие сочинения». И если белочка просто прыгает, бегает или ползает, у нее должны быть другие прозвища: прыгалка, побегалка или ползунка. А раз она летяга, значит, ловко по воздуху шныряет.
Из моей груди вырвался тяжелый вздох. Когда я, Татьяна Сергеева, пыталась преподавать в школе русский язык и литературу, далеко не у всех учеников были дома ноутбуки, и там, где я усердно изображала из себя педагога, отсутствовал компьютерный класс. Но теперь все иначе, Анечка – типичный представитель поколения, у которого вместо правой руки «мышка».
– У меня замечательный доклад, – заспорила Аня, – ты просто придираешься. И Какапулько находится в Англии!
– Ошибаешься, – уперлась я. – Два дня назад я слушала в машине радио – так вот ведущий разыгрывал путевку именно на этот курорт и сто раз повторил: «Вы получите неделю на лучшем побережье Америки и билеты до Штатов».
– У американцев нет моря, – возразила Анечка. – Зато у них в стране много камней, я видела фотки в «Фейсбуке». А вообще… Вот мама мне всегда верит, мою домашку не проверяет… Когда она вернется?
Всхлипнув, Анечка пошла к двери, оставив на кухонном столе несколько листков с напечатанным домашним заданием.
– Ладно, – сказала я ей в спину, – переписывай текст в тетрадь и сдавай. Но только потом, когда получишь кол, все равно придется переделывать.
Аня развернулась.
– А зачем домашку переписывать?
– Ты собираешься наизусть текст учить? Вам велели подготовить устный доклад? – уточнила я.
– Не-а, на бумажке. И Инесса Леонидовна всегда просит, чтобы не от руки было, говорит: «Без глаз останешься, пока ваши каракули разберешь».
Нюся убежала, а я начала спешно запихивать в свою сумку все необходимое.
Почему девочка живет у меня? Сейчас объясню. Ее мама – криминалист Фатима, с ней мы раньше работали в одной бригаде. Теперь-то я возглавляю другую, но приятельские отношения у нас сохранились. Десять дней назад Фатя после работы заглянула в супермаркет, и на автостоянке, едва она отошла от своей машины, ее сбил пьяный байкер. Она позвонила мне из «Скорой помощи» и сообщила об этом. Я тут же помчалась в клинику, а там узнала, что ее спешно положили на операционный стол.
– Селезенку удаляют, – пояснила медсестра на рецепшен, увидев мое служебное удостоверение. – А еще у пациентки перелом таза. Вот ведь урод тот мотоциклист! По-моему, тех, кто за руль садится после выпивки, прав надо навсегда лишать. Знаете, больная очень нервничала из-за дочери, все повторяла: «Нюся одна осталась».
Да, Фатима воспитывает десятилетнюю дочь Аню. Ни мужа, ни родителей у нее нет, а что касается близких друзей… В нашей структуре не приветствуется, если вы имеете армию приятелей, аккаунты в социальных сетях и выбрасываете фото в инстаграм. Да и свободного времени практически нет, у нас ведь ненормированный рабочий день, поэтому все друзья у сотрудников среди коллег. Вне своего офиса Фатима общается лишь со мной и Димой Коробковым[1].
Дочка ее – вполне самостоятельная, она не капризничает, не хнычет, не требует гипертрофированного материнского внимания, не звонит маме бесконечно на службу, не шлет одну за другой эсэмэски. При необходимости Анечка может остаться одна дома на ночь и утром по будильнику встанет, позавтракает, отправится в школу. Девочка умеет включать стиральную машину, разогревать обед, отварить макароны-картошку и вообще в меру своих силенок ведет домашнее хозяйство. Нюся очень любит маму и понимает: именно та зарабатывает для их маленькой семьи деньги на жизнь. Но девочка ходит всего только в четвертый класс, и оставить ее без присмотра надолго нельзя. Поэтому я забрала Аню к себе.
Временно став матерью-одиночкой, я сейчас испытываю самые разнообразные чувства. Своих детей у меня нет, но во времена моего отрочества школьники вели себя иначе. Страшно подумать, что бы сделали со мной мать, бабка, классная руководительница и пионерская организация, явись я на уроки в джинсах, ярко-розовой футболке со стразами, с завитыми мелким бесом волосами, с красным лаком на ногтях и зеленой тушью на ресницах. Отвезли бы в психушку? Расстреляли на Красной площади в назидание другим детям? А вот Ане никто из педагогов не делает замечаний ни за одежду, ни за маникюр. Кроме того, я сама корпела над сочинениями и докладами, а не списывала их из Интернета. Отметки мне ставили в обычный дневник, у моей же «временной дочери» электронный, который я пока никак не могу открыть. И как отнестись к незнакомой учительнице Инессе Леонидовне, которая не желает портить зрение, разбирая почерк ученика? Преподавательнице не пришло в голову, что ей надлежит научить школьников писать аккуратно и красиво? Может, я старею? Превращаюсь в бабку, которая сидит у подъезда и ругает молодежь? Ну да, на дворе век разбушевавшегося научно-технического прогресса, и, похоже, люди скоро вообще разучатся водить ручкой по бумаге.