Слава богу, вот прозвенела восьмая ночная склянка, а значит, моя собачья вахта заканчивалась. Сразу спросите, а почему собачья? Да ведь именно так мы, моряки, называем самое тяжёлое время для подзвёздного бодрствования – с полуночи и до четырёх утра. Зачем же хвалю морского бога? Да оттого, что хоть сегодня мне, возможно, удастся выспаться, конечно, если Зверь позволит. Зверь? Им мы «за глаза» и прозвали нашего шкипера. Здесь, в море, – он по-настоящему царь и бог, хотя, лучше сказать, что изрядно пропитанный выпивкой дьявол...
Вот наконец-то и мой сменщик! Устало ему кивнув, я уверенно направился к трапу. Зачем что-то пояснять старому штурману? Он и так всё поймёт, лишь только взглянет на карту... А я же сэкономлю на сон хоть с четверть часа.
Свежий солёный воздух брызнул в лицо. Громко захлопали паруса. Наша «Красотка» накренилась, в свете полной луны резво нырнула под ветер, срезала бушпритом верхушки волн и часто запрыгала, будто налетев на подводные кочки. Вот же дьявол! Ведь погода совсем не собиралась портиться!
Добредя до своей выгородки, называть эту каморку каютой у меня как-то язык не поворачивался, я тихонько раздвинул дверцы и буквально свалился на матрас. Очень надеюсь, что не сильно шумел и Зверь не пробудится, как обычно не подскочит на койке, и, выпустив из зубов давно потухшую трубку, во всю силу лёгких не загорланит, выпячивая багровые от рома глаза: «Подъём, мать вашу, ленивые скоты! Дьявольский оскал прямо в обросшие ракушками задницы! Аврал, мать вашу!» Хотя, это было бы лучшее из сотни зол. Чаще в его одурманенном ромом мозгу возникают некие видения, и с боцманом да дюжинной головорезов он вновь и вновь устраивает команде экзекуцию, наподобие той, когда в пьяном угаре вздёрнул на рее Лопе и Марко, двух простых и честных матросов, осмелившихся негромко возмутиться после очередной порции прокисшей капусты с прогорклой солониной на обед. Я же промолчал, будучи вторым офицером, и нечего не сделал... Да ничего и не смог бы сделать, уже исполнивши приказ Зверя и сдавши личное оружие. Ведь любое неповиновение шкиперу – это бунт и прямая дорога на виселицу, если и не сразу, так в ближайшем же порту!
Мои мысли путались, глаза же безнадёжно слипались, и всё же не спалось. Вот на палубе что-то закричали, сверху прогромыхали тяжёлые звякающие шаги боцмана, трудно не узнать его подбитые железом каблуки, а следом препротивно скрипнула дверь шкиперской каюты.
— Дай рома! — сразу же пьяно раздалось оттуда.
Послышался скребок деревянного черпака, потом неразборчивый боцманский шёпот приглушенный дощатой перегородкой.
— Да не лопочи ты, сплюнь свой говняный табак да внятно говори! — видимо, тоже мало чего поняв, зычно прорычал Зверь.
— Нашли там... — громче заговорил боцман.
— А... Так ты наконец-то нашёл и привёл мне грудастую шлюху... — бесцеремонно его перебивая, как-то утробно выхрипел из себя Зверь.
— Вы, верно, запамятовали, капитан, мы давно не на Тортуге... К тому же уже с неделю как в плаванье...
— Заглоти меня преисподняя, как когда-то сожрала всех их! — судя по звуку, Зверь высморкался. — А ведь не подвесь я тогда того святошу за ноги, глядишь, и не отпустил бы нам все грешки... — говоривший безумно рассмеялся. — Пожрал бы тогда и нас с тобой ад!
— Зато теперь вы, сэр, не капитан, а простой шкипер торговой шхуны...
— Да тише ты! Тише! — под Зверем заскрипели пружины койки, потом стукнула по столу, очевидно, кособоко поставленная кружка. — Да помню я...
— Я вот чего пришёл сказать... что вперёдсмотрящий... — здесь боцман заметно сбавил тон, и услышать большего мне не удалось.
— Так говоришь, он чего-то там заметил? — громче переспросил его шкипер.
— Лодка там, с португальского галеона... Махают нам с неё чем-то белым... — теперь хоть что-то разобрал я. — Плешивый их из корзины узрел...
— Всегда знал, что он — по-настоящему глазастый сукин сын, — надрывно закашлялся шкипер. — ...И ему плеснёшь с полкружки бренди...
— Так за что, капитан? Луна ведь ярко светит...
— Да Плешивый давно заслужил, ему можно... Туфли мне подай и трость! А старому скажи, пусть уводит шхуну под ветер!
В ответ послышались звякающие шаги удаляющегося боцмана, потом с палубы донеслась команда убирать паруса. Шхуну слегка качнуло. Где-то стукнула не поставленная на стопор дверь.
— Подъём! — дико заорав, Зверь со всей дури пнул нашу общую перегородку. — Давай, штурманец, живо дуй на шканцы!
