Я не пошла на выпускной. Зачем? Никто меня там не ждал. Ни одноклассники, ни учителя. Разве что Ася. Впрочем, у девушки столько подруг, что она быстро забудет обо мне. Как и все остальные… И отсутствие платья здесь ни при чем. Просто накануне в родительском доме снова был пьяный дебош, после которого папа попал в больницу, а мама – в полицейский участок. Я осталась дома одна выметать бутылочные осколки, поднимать опрокинутую мебель и замывать следы крови. В этот раз родительница разошлась не на шутку.
Традиционно руки распускают мужья. Однако мы никогда не были традиционной семьей. Отец, в молодости математический гений, а теперь спившийся неудачник, панически боялся своей жены. Мама Люба была женщиной серьезной и весьма объемной. Одним щелчком своих мясистых пальцев она вгоняла в угол хлюпика-мужа. В молодости отбила его у своей лучшей подруги, а теперь делала отбивную из него самого.
Я вздохнула. Слез не было. Раньше я плакала чаще. Из-за унижений, которым подвергала меня моя собственная мать, из-за отсутствия приличной одежды, из-за отца. Наверное, запас слез, выделенный на одну человеческую особь, имеет свойство заканчиваться. Или я настолько привыкла к реалиям своей жизни, что больше не вижу повода распускать нюни.
Стук в дверь отвлек меня от безрадостных мыслей.
– Детка, ты как?
На пороге стояла тетя Маша, соседка. Это она позвонила в полицию.
– Нормально.
– У тебя же сегодня выпускной! – всплеснула руками женщина. – И как это я забыла! Мне вчера Маришка платье свое на хранение привезла. На свадьбу шила, подружкой невесты была. Я сразу о тебе подумала. Может, еще не поздно на выпускной-то?
– Не хочу, – устало покачала я головой.
– Это же один раз в жизни бывает, – не сдавалась тетя Маша. – Идем ко мне.
Я подчинилась. Я всегда подчинялась тете Маше – ее теплой заботе обо мне, чужой соседской девчонке. Без нее я бы не выжила как личность, сломалась бы, как отец.
В квартире тети Маши вкусно пахло выпечкой. Соседка поставила меня перед старинным трюмо, а сама убежала в спальню за платьем. Из зеркала на меня смотрела семнадцатилетняя девушка, худая и осунувшаяся из-за недоедания и недосыпа. Темно-рыжие волосы до плеч еще больше оттеняли болезненную бледность. Рыжие часто бывают розовощекими, но я ни разу не видела румянца у себя на лице.
Тетя Маша принесла платье, бледно-голубое, из тонкой воздушной ткани.
– Посмотри, посмотри, какое оно красивое. Неужели откажешься хотя бы примерить?
– А если испорчу? – испугалась я, отступая на шаг назад.
– Глупости не говори. Давай переодевайся.
Я снова подчинилась.
– Великовато. Ну да ничего. Мы сейчас его подправим.
Тетя Маша крутилась вокруг меня с булавками и иголкой с ниткой. Подправлять пришлось и в области груди, и в области талии. Платье подходило мне только по длине.
– Ох, детка, во что мать-то тебя превратила… А ведь моя Маришка носит сорок второй размер, – причитала добрая женщина.
– Тетя Маша, вы зря стараетесь, – попыталась я ее остановить. – Я никуда не пойду.
– Ну, это мы еще посмотрим, – тетя Маша закончила с платьем и решительно взялась за мои волосы. – В конце-то концов, мать за выпускной заплатила. Не пропадать же деньгам зря. Сейчас табуретку принесу.
Соседка включила на кухне радио и открыла окно.
– Лето, ах, лето, – пропела она, возвращаясь и усаживая меня на круглую икеевскую табуретку с дырочками. – Прорвемся не глядючи…
Через час меня вытолкали сначала в подъезд, а из подъезда – на улицу. Конец июня стоял жаркий, душный и пах свежескошенной травой.
– Ты ж моя красавица, ты ж моя умница! Жаль, туфли не подошли, но уж больно у тебя ножка маленькая, как у Золушки, – частила тетя Маша, боясь, что я передумаю. – Беги давай в школу, пока ваши на базу отдыха не уехали. Ой, а купальник взяла? Вы ведь там купаться будете!
– Тетя Маша, какой купальник? – опомнилась я. – Я же ничего не взяла, даже ключи!
– Я дверь закрою, не беспокойся. Иди давай.
Соседка слегка подтолкнула меня в спину. Я сделала несколько неуверенных шагов. Эх! Была не была. Все-таки это лучше, чем сидеть в разгромленной квартире и вспоминать отборный мамин мат и папины робкие оправдания.
