После гражданской войны блестящие русские офицеры, герои Первой мировой войны, георгиевские кавалеры, интеллигенты до мозга костей крутили баранки парижских такси. Из семнадцати тысяч парижских таксистов две тысячи водителей были русскими. Парижане говорили, что у русского таксиста в машине можно забыть даже мешок с драгоценностями – вернёт. Нищие русские чужого не брали.
Я всего лишь советский инженер в прошлом, таксую не в Париже, а далеко-далеко от Европы. Хотя существует анекдот:
– Где такую обалденную кофточку купила?
– В Париже.
– Это далеко от нас?
– Четыре тысячи километров.
– Надо же, такая глушь, и такие кофточки продают.
В четырёх тысячах километров от той «глуши» с Эйфелевой башней посредине накручиваю километры на кардан. Сены с Елисейскими полями в Омске нет, но омичи тоже любят с комфортом перемещаться в пространстве. В этом сервисе и служу.
Как-то вёз священника, разговорились, на мой рассказ о судьбе инженера изрёк: «Пути Господни неисповедимы». Батюшка тоже не с младых ногтей на духовной стезе, двадцать лет работал в проектном институте. Что «неисповедимы» – точно: я в Казани, будучи студентом плюс молодым отцом, латал финансовые дыры семьи мытьём в таксопарке машин по ночам. Таксист Кузьмич, в приличном возрасте мужчина, однажды подвёз меня утром из таксопарка и отмахнулся от денег:
– Сынок, глядишь, когда и ты меня на халяву на такси подбросишь.
Я хихикнул, а получилось: зря зарекался от таксования.
Мысль о такси, как ни странно, мелькнула, когда с инфарктом в больницу загремел. Вытащили меня с того света. Создатель решил: рано Илье Петровичу отрываться от земной юдоли. Отвалялся в реанимации, а в палате интенсивной терапии познакомился с Колей-афганцем. Таксистом. От него впервые услышал, что да как в этом бизнесе. Не буду греха таить, как-то выпили мы с Колей по сто граммов тайком от медицины, он и порассказывал.
Пили сердечники-инфарктники и пережившие приступ стенокардии – как это ни странно, не только лекарства. Водку в больнице, само собой, не продают, но киоск аптечный с народным коньяком «Настойка боярышника» с раннего утра двери открывал. Было чем настроение поднять, сосуды расширить, почувствовать вкус к жизни. Тем паче – настойка специально для сердечников производится. До перепоя доходило. Один в палате, было дело, похмельем маялся, тошнило с утра.
Кстати, Коля-афганец отколол однажды номер с чёрным юмором. В нашей палате лежал вечный больной – Александр Карлович. Раз сто умирал. Как выписываться подходит пора – у него реанимация, приступ с уколами, капельницами, медицинской беготнёй.
Пациенты в палате поменялись на несколько рядов, ветеран Карлыч никак не вырвется на волю. При мне доктор назначил Карлычу очередную выписку. Осталось болезному ночь переспать – наутро домой. Карлыч счастливый, руки потирает:
– Завтра на родном диванчике полежу, в любимом кресле посижу, любимый телек погляжу.
На его беду за пару дней до этого привезли по «скорой» Колю-афганца. Война не мать родна, если ты с автоматом воюешь. У Коли крыша с отъездом стала после боёв с моджахедами. В реанимации полежал, очухался, его к нам, в палату интенсивной терапии, привезли. И вот пополам ночи Карлыч просыпается. Как сам говорил:
– К шестидесяти у меня собачья болезнь открылась. Посреди ночи выныриваю из сна и не знаю, как обратно себя загнать.
Проснулся, видит: Коля-афганец руками шарит по стенке. Карлычу затаиться бы, а он, сердобольная душа, возьми и скажи товарищу по палате:
– Коля, выключатель в коридоре.
Коля не придурком при штабе или в музыкальной роте на барабане, он в разведке воевал. Молниеносная реакция. На информацию о местонахождении выключателя хватает подушку, Карлычу на лицо и ну профессионально душить. Много ли деду с сердцем после инфаркта надо. Я проснулся за минуту до перехода Карлыча в новое качество и стал орать, звать на помощь сестру. Набежала медицина, Коле укол, Карлыча откачивать.
Наутро Коля просыпается. За окном июльское солнышко после дождика светит, птички чирикают на свежем воздухе. Прелесть. Но глядь в угол палаты, что за непонятки? Карлыч под капельницей. Коля подходит:
– Карлыч, ты зачем не дома? С юбилеем жену не поздравляешь?
Заспал разведчик прискорбный факт, ночью, что называется, по своим ударил – Карлыча душил почём зря.
С фронтовиками не знаешь, что будет через пять минут. Забегу вперёд хронологии. Пацана с колеса сажу, это значит: не по заказу беру, а попутно. Двое маячат с бордюра. Ехать одному. Садится, поехали, я говорю:
– Дело к ночи, давай рассчитаемся сразу.
Пассажир мой в позу:
– Я не рассчитаюсь сначала.
– Почему?
– Денег дам, а вы интерес ко мне потеряете и выпнете из машины.
В первый раз поворот с такой логикой. Думаю, ладно до Лизы Чайкиной довезу, а там вопрос ребром. В Чкаловский ехали. На Лизу повернули, я снова вопрос о расчёте завожу.
– Нет, вы меня выкинете
