Отдай повелителю жизнь свою,
Родителей не забывай,
Будь первым в Учении и в бою,
Законы и правила знай,
Правду друзьям и врагам говори,
Следуй зову мечты…
А если придётся, красиво умри,
Как сорванные цветы!
Так сладко, крепко и неосторожно могут спать только утомлённые подростки!
Весной 543 года1 Лану и Квану исполнилось четырнадцать – возраст становления для юных хвара́нгов {1}, третий год постигающих науки, благородные искусства и многочисленные премудрости воинского ремесла.
Парни давно и непоколебимо считали себя вполне взрослыми мужчинами, которые лишь по какому-то досадному недоразумению вынуждены притворяться юными учениками. Их тянуло на подвиги и рискованные приключения. Они усердно искали их и порой почти находили!
От пересечения опасной черты, разделяющей фантазии ребят и реальность сурового взрослого мира, защищал непререкаемый авторитет сестры Лин, которой исполнилось шестнадцать лет. Она уже успела оправдать надежды наставников, стремительно приближаясь к заветному мастерству.
В их тройке Лин была старшей по возрасту и званию, сдержанной, строгой и правильной. Лин искренне жила за себя и за двух братьев-оболтусов, которые сейчас сопели неподалёку. Лин ответственно и вдумчиво исполняла обязанности командира, но и она нынче беззаботно спала, сражённая странно-непреодолимой усталостью…
***
Школа, где с 540 года обучались хваранги, располагалась в рощах Чхонг-Ённы́м, что в примерном переводе означает «Лес Священного Небесного Зеркала»2. По утверждению немногочисленных жителей южной окраины столицы – это самое Зеркало, ярким светом освещавшее ночную землю, частенько видели в небе над рощами ещё каких-то пятнадцать лет назад.
И тогда же, лет пятнадцать назад, при правлении государя Попхы́на3, в Священном Лесу произошли невероятные события, оказавшие непосредственное влияние на историю будущей Кореи да, пожалуй, и всей Азии. Возможно, они изменили всю мировую историю, сдвинув чуткие центры равновесия на невидимых весах бытия.
Было это так. Мудрый государь принял решение – отказаться от старых племенных суеверий Силлы, назначив всеобщей новой верой модный и перспективный буддизм. А местная знать, как водится, встала на дыбы, категорически протестуя против строительства чужеземного храма в рощах Чхонг-Ённы́м, наполненных, по их убеждению, духами предков и символами традиционных верований. Возникла угроза бунта и дальнейших весьма неприятных для правителя последствий! Спасти положение могло только чудо…
И чудо ожидаемо произошло! Приближённый Попхына молодой буддистский монах Ёмчхо́к Ичхадо́н принял удар на себя. Он прилюдно объявил о том, что, строя храм, действовал без ведома государя, своевольничал, поэтому готов понести за это самоуправство любое наказание, определённое властями. Обрадованные аристократы, недолго думая, приговорили храброго юношу к смерти, в назидание назойливым чужестранцам и неразумным новаторам.
Правда, монах немного испортил палачам настроение, весело и уверенно рассказывая о каком-то чуде, которое должно произойти во время его казни, о защите и поддержке Просветлённого, о неминуемой победе новой веры!
