– Знаешь, что самое прекрасное в книгах?
– Ну, могу предположить… – ответил я с ухмылкой.
Она залилась своим заразительным смехом.
– Нет, я имею в виду для писателя, – пояснила она, и я пожал плечами.
– Тогда, конечно, не знаю…
– Книги – это бессмертие!
Я взглянул на нее, ожидая увидеть ее максимально довольной тем, что сегодня воскресенье, что за окном весеннее солнце, что она сказала что-то такое, что меня должно удивить. Но этого не было. Как и всегда, в самые ее счастливые мгновения, она была печальна. Красивая и грустная – такой же она была на фото с вечеринок, на нашем первом свидании, каждый раз, когда я покупал ей фисташковое мороженое.
Она была другая. Она всегда была такой. Первое время меня это пугало, но после я слепо в нее влюбился – не с первого взгляда, но по-настоящему. Я даже знаю, в какой именно момент это произошло.
Мы шли по Никольской улице – это было наше третье свидание, и мы отчего-то никак не могли придумать, куда нам отправиться. Мне ужасно не нравилось, что мы сливаемся с сотнями туристов. Я понимал, что все идет к тому, что мы начнем встречаться, но никак не мог перестать думать о том, что мы уже сейчас выглядим слишком банально. Она улыбалась, что мне сейчас говорит лишь о том, что ей было, вероятнее всего, скучно. Я рассказывал о своей работе, а она молчала. Я представлял, как в конце вечера скажу ей, что у нас, наверное, ничего не получится, но как только мы оказались на Кремлевской набережной, начала говорить она. Ее рассказ был несвязный, но мне отчего-то все равно нравилось ее
