Предуведомление для возможных читателей
Если верить Платону, Сократ не любил книг, и, похоже, верному ученику Сократа верить можно, поскольку его учитель книг действительно не писал. Не потому что был неграмотным, а из принципа. Дескать, всякая книга вызывает сплошные вопросы, а спросить не у кого, поскольку автор либо далеко, либо давно умер и «пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки». При чем тут Соловки, автор настоящего текста не постигает, но на своем собственном опыте зная привязчивый характер «Мастера и Маргариты», уже ничему не удивляется.
В случае же с нижеизложенным опусом автор пока еще жив, и ежели что не так, читатель всегда может прибегнуть к крайним мерам. Нет, речь не идет «об выпить хорошую стопку водки», и не «об дать… по морде» автору. (Это цитата из другого автора, но пусть себе стоит, ибо давно хотелось). То есть читатель может отложить чтение в самом его начале, в середине, в конце и вообще где угодно или, на всякий пожарный, вообще его не начинать, а то не ровен час, мало ли что, где тонко – там и рвется, не приведи Господи, вот тебе, бабушка, и Юрьев день и т. д. и т. п.
Все нижеприведенное составлено под тем углом зрения, где автор обретается до сих пор. Это его, автора, собственный, особенный, самоличный, персональный, единственный и неповторимый, обаятельный и привлекательный, прекрасный и удивительный, лучший из всех возможных – угол зрения. Он обживался автором чуть более пяти лет, автору в нем уютно, тепло, светло, под рукой книги, компьютер, интернет, хлеб да соль, и мухи не кусают. Но авторский угол зрения ни в коей мере не заменяет и не отменяет другие углы зрения, тоже в массе своей лучшие из всех возможных для их персональных обладателей.
Итак, плоды пятилетнего авторского ничегонеделания перед читателем, и если он желает понять автора, то ему предстоит принять к сведению следующие соображения:
1. автор ни в коем случае не стремился исчерпать все интерпретаторские возможности, имеющиеся в громадном арсенале наблюдаемого им произведения;
2. каждый свой довод автор пытался подкрепить и подкрепил цитатами из произведения;
3. автор, по мере возможности, оснастил свой текст интеллигентскими оговорками вроде «с моей точки зрения», «как мне представляется», «если принять во внимание», «возможно», «кажется» и т.п., отвергающие возможный упрек в сторону автора о категоричности его высказываний, тем более что они на самом деле категоричны, но вызваны отнюдь не категоричностью автора, а его авторским стилем, принятым в ниженазванном опусе;
4. автор, по мере своих скромных сил, привлек возможный для него контекст, способный прояснить ситуацию с произведением;
5. на протяжении всего текста автор применяет некоторый прием, заключающийся в том, что, высказав определенное суждение, предлагает читателю рассмотреть его более подробным образом несколько позже, тем самым возвращаясь к уже сказанному, но с помощью более широких обобщений;
6. автор ни в коем случае не хотел травмировать психику читателя своим, мягко говоря, нестандартным взглядом на все без исключения персонажи, фигурирующие в произведении, а также и на автора этого произведения;
7. автор… в общем, как сказано в одном широко известном первоисточнике, «еже писахъ – писахъ», тем более что эти слова произнес о Царе Иудейском тот самый «сын короля-звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы», «жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат», который «в белом плаще с кровавым подбоем…» и далее по тексту.
Короче говоря, раз уж в предуведомление, опять же помимо воли автора, снова вторглись «Мастер и Маргарита», стало быть, оно окончено, и читатель может переходить к просмотру опуса «Рукописи горят, или Роман о предателях». Или не переходить. Ибо вольному – воля, спасенному – рай.
Автор.
«Мастер и Маргарита» – произведение яркое, глубокое, мощное, страшное, страстное, непредсказуемое, обоюдоострое, взрывоопасное. Оно либо раз и навсегда отторгает от себя читателя, либо бесконечно захватывает – и тоже навсегда. Увлечься им – означает раствориться в нем, пропасть и едва ли не а всю жизнь. Говорю это по собственному опыту: меня роман М.А.Булгакова не отпускает вот уже тридцать с лишним лет.
За это время возникло немало вопросов, и чем дольше я вчитывался в роман, тем больше их появлялось. Почему, к примеру, из целого арсенала дьявольских имен Булгаков избрал практически никому не известное – Воланд? Зачем Воланд явился в Москву со своей адской шпаной? Почему председатель правления литературной организации Берлиоз и главврач психиатрической клиники Стравинский носят композиторские фамилии? Почему Иешуа Га-Ноцри разительно отличается от евангельского Иисуса Христа? То, что отличается, было видно еще при первом прочтении, но, подчеркиваю, – почему? Почему в квартирах, разрушаемых Маргаритой, не оказалось ни единой живой души? Почему все женщины на балу у сатаны обнажены? Почему силы добра находятся в каком-то странно зависимом, подчиненном положении по отношению к силам зла? Что или кого считает истинным злом и подлинными злодеями автор романа? Хорошо или плохо заканчивается роман? Чем он вообще заканчивается? Почему из романа в романе о Понтии Пилате на свет Божий вышли всего четыре главы? И т. д. и т. п. Конечно, имеется соблазн объяснить все некоторой незавершенностью романа, ибо автор не успел собственноручно его отредактировать. Однако незавершенность не отменяет истолкований. Мало ли в литературе незаконченных произведений, но даже их незаконченность или фрагментарность используется литературоведами как неплохая возможность для интерпретаций.
