Взрослое предисловие к детству
И удаляй печаль от сердца твоего, и уклоняй злое от тела твоего, потому что детство и юность – суета.
Еккл. 11:10
В этом разделе книги собраны стихи, написанные мною в пятнадцатилетнем возрасте. Время, примечательное тем, что я, ещё не будучи нигде опубликован, удостоился критической брани в республиканской газете «Знамя юности» и даже был назван сумасшедшим. Прочитав про себя такое, я и вправду едва не свихнулся.
Во-первых, перестал посещать местное ЛИТО; во-вторых, пытаясь доказать самому себе, что с головой у меня всё в порядке, принялся писать чуть ли не по пьесе в день. И это было уже полным бредом…
Если бы старший брат Александр в эту пору не подарил мне сборник задач повышенной трудности по физике и не сказал, что, перерешав его, я смогу поступить на Физтех, мне бы и в самом деле не удержаться в здравом уме и рассудке. А тут мои усилия переключились, энергия потекла в новом и, что существенно, рациональном направлении.
Уже через год я вошёл в число победителей Всесоюзной заочной олимпиады по физике и математике, которую проводила «Комсомольская правда». К писанию же стихов вернулся только через семь лет, обучаясь на третьем курсе МФТИ. И это была уже совсем иная поэзия. Ну а то, что успело едва наметиться в моём раннем, пятнадцатилетнем творчестве, так и не получило развития…
Но что же это было такое? Чем были написанные тогда стихи? Предощущением близкого возмездия за наступающую греховную юность? А может быть, юношеским вызовом миру и его Создателю? Не потому ли Вершитель судеб так резко оборвал мой первый выход к поэтическому слову, что юное безбожие могло разрастись, ороговеть и обернуться взрослым атеизмом?
Перечитывая свои первые стихи, я благодарю Бога, что он увёл меня подальше от того опасного пути, на который могла выйти моя ранняя поэзия. Благодарю Его и за то, что всё-таки успело написаться в ту пору и стало живым свидетельством, слепком моей тогдашней души, гордой и метущейся, тревожной и растерянной…
Вот почему я собрал свои стихотворения той поры и предлагаю читателю. В поступке этом, должно быть, присутствуют: и грусть по утраченному детству, и сочувствие своему первому взрослению. А ещё и удивление тому юношескому максимализму, который был готов призвать на мою голову, казалось бы, все несчастья мира, лишь бы не закоснеть в сладеньком, никчёмном благополучии. Теперь я бы так не смог…
Есть у меня и желание предостеречь юных: не спешите судить мир, не спешите судить Всевышнего за Его создание. Присмотритесь, исследуйте, ибо перед вами грандиозное творение и величайшая тайна, постичь которую не удалось и никогда не удастся никому.
