Глава 1
Что такое свобода? Отсутствие границ и пределов? Или лишь возможность выбирать, куда поставить ногу, чтобы сделать следующий шаг по бесконечному пути в вечность? Что, если по-настоящему свободен лишь тот, кому уже нечего терять? Какая соблазнительная мысль! Избавься от родных и друзей, сковывающих тебя своей назойливой заботой и любовью. Избавься от бесполезных вещей, захламляющих твой дом. Избавься от самого дома, ведь наш дом – весь мир! Возможно, только тогда ты сможешь обрести настоящую свободу… А может, следует избавиться и от всего мира? Чтобы ничто не мучило твою совесть, чтобы ничто не заставляло испытывать жгучий стыд бессилия?
Лишь обретя полную, настоящую, абсолютную свободу, ты неизбежно постигаешь пугающую истину: свобода – это ответственность. И чем больше твоя свобода, тем больше ответственность. Абсолютная свобода – самое страшное испытание, которое может выпасть на твою долю. Потому что абсолютная свобода – это абсолютная ответственность за все и, в первую очередь, за мир, который ты потерял. И делая свободный выбор, ты каждый раз выбираешь весь мир и несешь за него ответственность. Ты предаешь миллионы, миллиарды несбывшихся миров и выбираешь лишь один. Сделать этот выбор безумно тяжело. Тысячи лет люди боялись его. Упираясь руками и ногами, сопротивляясь изо всех сил, закрывая глаза и затыкая уши – они отказывались выбирать.
Свободный выбор всегда ошибочен. Вопрос лишь в цене, которую мы готовы заплатить за свои ошибки и за саму возможность ошибаться.
Выбор этой дороги был очевидной ошибкой. И результат этой ошибки был вполне закономерен…
***
Два молодых пельтаста неловко топтались на краю опушки и неуверенно переглядывались. Пленник со связанными руками, понурившись, стоял рядом. Он с трудом держался на ногах от усталости, но схватившие его воины не обращали на это внимания. Их взгляды были прикованы к коренастому мужчине, одиноко стоящему в тени деревьев. Тот явно был поглощен раздумьями. Он то теребил бороду, то поглаживал короткие волосы, уже тронутые сединой. Его маленькие, глубоко посаженые глаза невидяще смотрели в пустоту, а губы слегка шевелились, словно мужчина вел неторопливую, но важную беседу.
– Ну что, подойдем к нему?
– Не знаю… Он с утра так стоит. Не хочу его отвлекать. Может, сразу к стратегу?
– Из-за такой ерунды – к стратегу? Может, сразу к архонту в Афины поплывем? В конце концов, решать, что делать с пленным, должен лохагос.
Пельтасты дружно вздохнули и, подталкивая пленника, подошли к командиру.
– Господин лохагос, позволь тебя побеспокоить!
Тот вздрогнул, что-то коротко пробормотал себе под нос и повернулся к солдатам. Окинул быстрым любопытным взглядом пленника.
– Вот. Задержали какого-то подозрительного, – сказал первый солдат.
– Пытался убежать, но мы догнали, – вставил второй.
– А еще он ранен. Наверное, напал на кого-нибудь.
Лохагос кивнул солдатам, чуть помедлил, продолжая рассматривать арестованного, и наконец приказал:
– Развяжите ему руки! – И предупредительно добавил: – Надеюсь, ты будешь благоразумен?
– Буду, – вздохнул пленник и протянул связанные руки солдатам.
Один вытащил нож, но товарищ остановил его:
– Постой! Зачем портить хорошую веревку? Чем будешь связывать в следующий раз?
Он подцепил грязными обломанными ногтями узел на грубой пеньковой веревке и начал разматывать руки пленника.
Лохагос испытующе посмотрел задержанному в глаза.
– Ну поведай нам, юноша, кто ты и откуда?
Тот закашлялся, словно пытаясь выиграть время. Затем начал демонстративно растирать покрасневшие запястья. Лохагос терпеливо ждал с легкой улыбкой.
Наконец пленник собрался с мыслями:
– Меня зовут Алексиус, я жил рядом с Дионом, в Македонии.
– И что ты делаешь здесь, у Потидеи?
– В Македонии началась междоусобица. Мой дом сожгли, поэтому я бежал.
– Куда же ты направляешься?
– В Олинф. Там нет войны. Сейчас все идут в Олинф.
– Да… А еще Олинф вышел из Делосской Симмахии.
Повисло молчание. Пельтасты многозначительно переглянулись.
– Я… Я не знал об этом, – пробормотал пленник, но его слова прозвучали как-то неубедительно.
– Ты хорошо говоришь на аттическом наречии, – неожиданно сказал лохагос, – Но по твоему говору я слышу, что этот язык тебе не родной.
Алексиус кивнул.
– Так откуда ты родом?
– Я с севера.
– Из Скифии?
– Нет. Дальше. Гораздо дальше. Мой народ назывался… – Пленник помедлил с ответом, словно подбирая слова. – Мой народ назывался русами. Ты вряд ли слышал о нем.
– Как же ты оказался в наших краях?
– Я… Мне хотелось странствовать по свету.
– Странствовать по свету? – переспросил лохагос. – Зачем?
– Хотел посмотреть мир, узнать что-то новое.
– Посмотреть мир? Зачем же на него смотреть? Море, небо, скалы, даже дома везде одинаковы. Да и чему они могут научить? Научить могут только люди, а чтобы говорить с ними, никуда не надо ездить.
– Но люди-то разные. Интересно ведь, как живут в других странах, – робко возразил юноша.
– Прежде чем говорить с другими людьми, нужно научиться говорить с собой. Понять, кто-ты есть, узнать себя, а для этого вовсе не обязательно становиться бродягой… Ну да ладно. Мы, кажется, немного отвлеклись. Скажи-ка мне лучше, являешься ли ты другом Афин?
