В небольшой съёмной квартирке, находившейся на окраине небольшого малоизвестного города, проживал уникальнейший из уникальнейших экземпляров, а именно: молодой, но уже достаточно величественный (так он считал), недавно начавший, но уже чрезвычайно опытный (и это тоже он так считал), несущий тяжёлое бремя мессии современной России, писатель. Как истинный мастер, он не брался за перо, полностью не обдумав каждую мелочь своего будущего шедевра, поэтому из написанного у него было всего несколько рассказов, но каких! Потрясающих, философичных, с глубочайшим социальным подтекстом, способных сотворить невиданную досель в литературе революцию, «и революция сия явится революцией, а не всего лишь её зеркалом!» – дополнял он каждый раз, вспоминая о сотворенном. Но несмотря на довольно резкое высказывание в сторону классика, Семён (так звали гения) бескрайне уважал своих коллег и к трудам их относился с душевным трепетом и бесконечной благодарностью, потому что они воспитали его «продолжать их светлое дело». А, впрочем, «уважал» – образ здесь весьма неудачный, потому что он не в состоянии раскрыть всей глубины отношения Семёна к предшествующей его литературе и её творцам, ведь он в совершенстве знал, как говорится, by heart, Евгения Онегина, но и на этом он не остановился: он неосознанно, то есть полностью естественно, без специальной подготовки и мысли, ни с того ни с сего начал разговаривать только на аристократическом языке, на языке героев Толстого (самых просвещённых, разумеется).
Внешне он был настоящий поэт: большеглазый, худощавый, кудряво- и пышноволосый, да и к тому же курил. Гардероб его полнился исключительно классической одеждой, иной у него не было, потому что он не признавал современной одежды. Пожалуй, единственной прозой в его жизни была жена, которая совершенно не понимала гения своего мужа. Они жили вместе недолго, всего-то три года, но для Семёна это время проходило очень сытно и насыщенно, потому что все эти три года его светлая голова вынашивала идею гениального романа, который должен … нет «Просто обязан!» был вознести его на литературный олимп. Каждый день, открывая глаза, он завтракал, потом читал, потом обедал, потом обдумывал книгу, потом ужинал, а потом снова обдумывал. Упорная работа мысли изнурила его: он похудел, стал недосыпать, часто тосковать и хандрить. Семён не щадил себя и ни дня не переставал думать над книгой, в то время как его жена постоянно мяучила ему про деньги. Как же жаль Семена, что столкнулся он именно с такой женщиной, которая не осознавала всей трудности его положения и говорила с ним о низменном, о деньгах, в то время как в голове его решалась судьба, как минимум, России. Она часто докучала ему просьбами устроится на работу, мол: «Не хватает денег, мне трудно, да и где это вообще видано, чтобы женщина содержала мужика!?», на что достопочтенный светила сдержанно отвечал: «У нас, голубушка, равноправие, потому-то то, что вы содержите меня, есть не что-то из ряда вон, а вполне современное, справедливое явление», и видя, что спорить ей бесполезно, жена умолкала.
