И крутят фуэте часы больною балериной
Поизносились чувства, как сердца усталые.
Завяли поцелуи, словно губы старые.
И крутят фуэте часы больною балериной.
Зачем такою стала жизнь беЗсмысленной и длинной?
Я не хочу унылых дней. Не нужно и пророчества,
Чтобы понять, что впереди – тупое одиночество.
Так устала я от этих строк,
но и не писать их не могу.
Словно кто-то вдруг толкает в бок,
чтоб хватала я их на лету.
..........
Мне только разобраться не пристало:
нашёптывает Бог или же дьявол…
Секс мандарином пропах,
ты свой кинжал обнажил,
Этот чарующий пах,
ты элегантно курил…
В обморок вёл сексопляс,
длился с тобой до утра.
Пусть это был мезальянс,
пусть для тебя я – раба.
Я не хочу забывать,
это уже, будто сон.
Грустно белеет кровать,
так и не найден был клон.
Этого не повторить,
плохо, когда эксклюзив.
Мне уже не убить
славный паллиатив.
В скобках я, несчастный резервист,
Серенькая, скромненькая моль.
Тут вопит лычкастый сатанист:
«Единица – вздор!», «Единица – ноль»*.
Но затеял бойню мерзкий гнус,
И теперь пошёл отсчёт иной.
Лишь когда приходит скорбный груз,
Все вопят: «Ещё один герой!».
Лишь когда нас в поле надо гнать,
Единицу вспомнят: трудодень.
А в рутине дней что ж вспоминать:
Человек для сатанистов – тень.
*В. Маяковский. Поэма «Владимир Ильич Ленин».
Она между нами трещина,
она между нами раскол.
Она, может быть, недоженщина,
но что же с того, козёл?!
Ты любишь меня, но тешишься,
да тешусь и я теперь.
Когда-то ты перебесишься,
но я не открою дверь.
Жизнь, меня ты перелистала
Как я устала… Как я устала!
Жизнь так жестоко перелистала…
Я интересная книга, но много
Книжек таких прочитала в дороге.
Как я устала!
Цугцванг. Два балла.
Но тебе мало, всё тебе мало
Этих терзаний, Судьба.
Упала…
Ты меня от других спасал,
от себя спасти не готов…
Сколько ж выросло ссор и драм
из коротеньких пустяков…
Я с тобою, как за стеной,
неуютно, увы, за ней.
Будь поласковее со мной,
и прошу одного: не бей!
Ты простить опять попросил
за рычание, как в лесу.
У меня не осталось сил,
я тебя уже не снесу…
Стихи вгрызаются в память,
Когда они пишутся сами.
Как полная сирыми паперть,
Сидят в подкорке гвоздями.
Стихи ведь – такие нарывы.
Тогда они интересны,
Когда, как налитые сливы,
Когда воплощаются в песни.
И льются слезами строчки,
Невыплаканными слезами.
Когда доходишь до точки,
Тогда лишь и пишутся сами.
Узколобый, беззубенький мальчик,
ты нацелен лишь что-то урвать
На халяву, хоть маленький мячик,
не в открытую, так своровать.
Ты уже в двадцать пять ходишь с пузом,
потому что без меры ты жрёшь.
Парень, ты – генетический мусор:
не обманешь так не проживёшь.
Прикрыт занавеской стыд,
отмыто окно в суть.
Намного уютней жить,
поверив во что-нибудь.
Отмены богов не ищи
ты в строчках моих сейчас.
Они ведь не миражи,
но всех их затмил Глаз*.
