День был обычный летний московский. Без дождя, без жары. Дарья, менеджер по продаже рекламных площадей компании «ТекстильСтайл», покинула здание компании и бодро зашагала к метро.
Бодрость была напускная. Дашу только что сократили. Она не ревела, но настроение было поганеньким и нервненьким, а какое настроение должно быть после третьего подряд увольнения у женщины тридцати примерно лет без своего жилья и мужа? Планы на ипотеку в Москве плавно таяли в тумане так и несостоявшейся карьеры.
Карьеру продажника Даша строила семь лет, начала сразу после окончания экономического. В семнадцать, когда время было совсем другое, они сидели с отцом и выбирали институт. Наказ мамы был: сначала институт, потом – что хочешь! А Даша не знала, чего хочет. Потому выбрал папа: экономический. Пять лет незаметно прошли, как и первые и последние женихи: на первом месте учеба, потом – что хочешь. Потом – оказалось не что хочешь, а карьера менеджера.
Продавала Даша что угодно, продавать получалось, но себя продать не умела, и знакомые, да и незнакомые – из глянцевых журналов, – мужчины женились на ком-то другом. Мамы не стало еще на первом курсе, а отца – в прошлом году. И не заладилось буквально все. Папа был родом из-под Орла, там до сих пор был дом бабушки. Еньково. Место, где всегда было тепло. Папа был таким же.
– Хватит с меня Москвы, – Даша хоть и родилась в Москве, не прижилась в этом городе, не пустила корни. – Значит, Еньково. Заодно наследство оформлю, наконец.
Собралась за неделю: вынесла на мусорку половину нажитого добра, отправила контейнер с барахлом из «Икеи» и компьютером в Еньково, забрала у хозяйки залог за съемную квартиру.
Нестарая еще хозяйка охала:
– Ведь ты, Даша, еще с родителями снимала, уже шестнадцать лет как! Куда ж уезжать? Кого ж я найду?
Дарья стиснула зубы. Шестнадцать лет отдавать деньги чужой тете, с ума сойти.
– Найдете, Елена Ивановна, себе жильцов еще. Подольше нас еще будут, обещаю!
Ласточка неслась в Орел. Чистый, красивый, тихий поезд без единого свободного мужчины в вагоне. Все при женах, детях, чемоданах и бутылках. Занятые люди. «Ну и ладно. Зато у меня будет свой дом. И двор. И курицу заведу, вот! Разве в Москве настоящие яйца?»
В область, далеко туда, где деревенька Еньково, автобус ходил раз в сутки.
Водитель маленького автобуса «Богдана», уже не московского вида мужичок, поинтересовался:
– Тебе на дачи? Или в саму деревню?
– В деревню. Дом у меня там.
– Тогда пройдешь полем с километр. В деревню заезда нет. Маршрут через дачи идет, – и завел двигатель. «Богданчик» пробрало дрожью. Даша уселась на переднее сиденье сразу за водителем. На душе было поганенько с перемежающейся надеждой на удачу в новом месте. «В Еньково, да. Смешно.»
Розовый чемодан, купленный в Турции (на курорте с песочным, ах, пляжем) в пыльном поле смотрелся смешно и не к месту. И к концу поля порядком изгваздался. Рюкзак давил плечи.
За полем выскочили еньковские дома. Даша испугалась: все нежилые, разваленные. Обратно ехать было некуда. Деньги на жизнь, конечно, были, но в Москве их хватило бы ненадолго. «Хоть бы улицу спросить у кого… вымерла, похоже, деревня.» По карте бабушкин дом был с другой стороны Еньково. «Если и там все заброшено… Не вернусь в Москву! в Орле останусь, чай, тоже менеджеры нужны.»
Люди были. Даша прошла два вполне себе работающих продуктовых магазина, один хозяйственный, вот почта, вот банкомат Сбербанка… неработающий, жаль. Рынок. Бабушка говорила «базар». Даша тоже хотела говорить «базар» и забыть, что она была винтиком в рыночных отношениях. Манагер на пятидневке без надежды на ипотеку и мужа.
Дом бабушки, конечно, был заброшен. И сначала даже стало страшно. Трава ростом по пояс, заросший березками участок. Даша смело отодвинула тяжело опирающуюся о землю воротину и пошла к дому. Он, брошенный, понуро стоял чуть в глубине двора, а у ворот была летняя кухня. Отец иногда ездил сюда, жил по месяцу-два. Двор плавно переходил в сад, среди буйной поросли берез сверкали яблоками яблони, а дальше был огород.
Взятые с собой ключи от дома не пригодились: дверь была вскрыта. Внутри дом оказался в хорошем состоянии, без явных признаков мародерства. «Вот и ладно. Заживем», – непонятно к кому обратилась Даша. В одной комнате было выбито окно. Печка, кажется, осталась в порядке. Мебели явно не хватало, но стол, стулья на кухне, кровать в одной комнате остались.
Печку она не рискнула проверять. Да и тепло. Постелила себе привезенное белье, подперла изнутри дверь в дом палкой и уснула в новую жизнь.
Утром дом как будто ожил. Он по-детски открывал себя гостье. «Останься, милая!» – шептали покрывала, дорожки, книги и вазы в старых шкафах. Солнце освещало пыльные полы и мебель, на столах были отчетливо видны какашки мышей. Окна светились пятнами грязи. «Надо на базар, яду купить», – решила Даша. Порылась в кладовке, затем в сараюшке за домом, обследовала летнюю кухню. Веники, ведра и тряпки имелись. Вытащила ведро воды из колодца, он был прямо на участке. Рискнула выпить чашку, вкусно. И мыться можно. «Зато без арендной платы все удобства», – злорадно вспомнила она Елену Ивановну. Всю жизнь ее возмущала ситуация с необходимостью съема жилья.
