Все события в романе выдуманы,
все совпадения случайны.
Автор
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БУДЕТ ТАК, КАК Я ХОЧУ!
Глава первая
1
Ранним июньским утром (для гуманитариев студенческое утро начинается часиков, эдак, с десяти) первокурсник юридического факультета Московского государственного университета Тихон Заковыкин отправился в отдел книгопользования Российской публичной библиотеки, по давней традиции, именуемой в просторечии «Ленинкой». В принципе, для студента образца середины двадцать первого века прибегать к книжной помощи было делом, мягко говоря, старомодным и затратным по времени. Куда как проще было «скачать» искомую информацию, например, из интернета, как из традиционного, но устаревшего и не всегда надёжного глобального электронного ресурса. Да вот незадача, Тихон был образчиком дотошного и ответственного ученика, который вознамерился писать в реферате по римскому праву о племени этрусков.
Между тем, пресловутые этруски на правах аборигенов обитали в окрестностях будущего Рима аж на заре первого тысячелетия до нашей эры. И в этой ситуации полагаться на «всемирную компьютерную паутину», которая была слишком далека от первоисточников, Заковыкин не счёл возможным. Вот таким образом «несчастный вагант» сам себя обрёк на прозябание в библиотеке.
Вагантом Заковыкин звал себя потому, что он не принадлежал к избранному сословию коренных москвичей. Тихон родом был из Перми, а в МГУ поступил учиться в прошлом году благодаря победе на всероссийской олимпиаде. Это про таких как он «постоянные» (со времён не столь отдалённых) столичные жители недовольно шипели: «Понаехали тут!»
«По уши» обложившись в читальном зале допотопными монографиями, «студиоз» силой разума пронзал «глубь веков». Он уже почти вжился в образ исчезнувших этрусков, однако его из этого состояния непроизвольно вывел свёрнутый вчетверо листок бумаги, забытый кем-то между книжных страниц. Тихон машинально развернул его и обнаружил, что к нему попала записка.
«Милая-милая Диана! – прочёл он про себя. – Пишет тебе Милена. Из-за стечения немыслимо жутких обстоятельств я не могу ни позвонить тебе, ни встретиться с тобой…Мы с Гошей влипли в дряную историю!…»
Студент приостановил чтение, испуганно перевернул записку тыльной стороной вверх и воровато оглянулся по сторонам: не обратил ли на него внимание кто-либо из читателей? Нет, всё было спокойно. С минуту поколебавшись по поводу того, допустимо ли знакомство с посланием, адресованным вовсе не ему, Тихон уступил презренному любопытству и продолжил сомнительное занятие.
«…Каждый наш шаг под контролем…, – писала неведомая Милена. – Возможно, нас вывезут за кордон! Всё из-за какого-то Гошиного изобретения – быть может, связанного с сюром…Или из-за атона…Всё бы ничего, если бы не маленький Кешенька у меня в животике. Никого так не люблю и ни за кого так не переживаю, как за него! Лишь бы не родить преждевременно…Но если что, живой этим бандюгам я не дамся – ты меня знаешь!…Что с нами троими дальше будет, и сколько нам злой рок намерял испытаний – даже не знаю. Обращаюсь к тебе в надежде…»
Записка, как и предписывают законы детективно-эпистолярного жанра, обрывалась на наиболее интригующем месте.
Пермяк перечитал странное послание вторично, определяясь с тем, как быть дальше. Не следует забывать, что Заковыкин учился на юриста. Потому Тихон аккуратно, не пятная бумагу отпечатками собственных пальцев, тщательно, и сперва визуально, исследовал записку. Почерк действительно принадлежал молодой женщине: нервный, порывистый, дёрганый, но женский – с теми красивыми плавными округлостями и переходами, что так пленяют мужской глаз. А импульсивность и категоричность письма выдавали юную натуру и остроту ситуации, в которой послание сочинялось. Да и стилистика текста – тоже. И романтично настроенный Заковыкин даже подумал, что если девушка наяву столь же хороша и чиста, сколь преданной женской чести и женской доле она предстаёт заочно, то он за одно это, пожалуй, влюбился бы в неё. Незнакомая Милена, видимо, отнюдь не принадлежала к тому племени легкомысленных вертихвосток и самовлюблённых трещоток, в коих превратилось большинство современных представительниц слабого пола.
Поверхность листка отдавала непорочной белизной, была свежа, почти нетронута (если отвлечься от текста), и студент пришёл к выводу, что запись сделана не далее как вчера, а то и непосредственно перед его приходом. Приняв во внимание данную версию, Тихон явно затянул с уходом из читального зала, наивно рассчитывая, что загадочная незнакомка спохватится и вот-вот вернётся за пропажей.
Потому он без суеты осмотрел монографию про этрусков. Том научной литературы, в отличие от записки, был изрядно потрёпан. На внутренней стороне его обложки имелся кармашек с карточкой пользования книгой. Достав оттуда карточку и пробежав глазами отметки, сделанные библиотекарями, следопыт установил последнюю из них, датированную аж 16 декабря 1999 года. Выходило, что книгу не брали в руки пятьдесят четыре года – явная неувязка, ведь записку-то в неё вложили совсем недавно! Или, быть может, автор послания неведомой Диане просто-напросто работал в «Ленинке» и имел доступ к анналам в любое удобное время и без оформления документации?
