конец сентября 1854 года. кабинет управляющего III Отделением Дубельта
– Поздно уже, голубчик, – проворчал генерал-лейтенант, – Ужели срочно так?
– Да, Ваше превосходительство, – согнулся в три погибели адъютант, – Чрезвычайные обстоятельства. Курьера нашего, с секретным грузом, нашли убитым на Рогожском кладбище.
– Когда?! – приподнял голову генерал.
– Второго дня, утром.
– А груз?
– Исчез.
Леонтий Васильевич протер глаза и протяжно зевнул. Почтенный возраст давал о себе знать. Раньше от такого известия сон как рукой сняло. Теперь же без чашечки кофия не обойтись.
– Поставь-ка, брат, чайничек, – тихо проговорил Дубельт.
Поднявшись с кушетки, Его превосходительство перешел к рабочему столу и тяжело опустился в роскошное кресло с орлами. Стрелки часов, стоявших перед ним, показывали четверть первого.
– И долго я спал, Владимир Андреевич?
– Часа два. Как от патриарха Филарета вернулись, так и сморило вас, – отвечал подполковник.
– Да черт меня дернул церковного винца пригубить. Да и Его Святейшество – тоже хорош, – наклюкался в зюзю.
– Ну и как? Вопросик уладили?
– Да, слава Богу.
– А вот и чайничек.
Владиславлев поставил на краешек стола серебряный поднос с приборами.
– Позволите?
Налив начальнику штаба кофию, адъютант присел на стул рядышком. Леонтий Васильевич взял двумя пальцами горячую чашку, подул в нее, и сделал первый осторожный глоток.
– Сагтынский знает? Он у нас агентами командует.
– Да.
– А кто еще, кроме московской полиции, в курсе?
– Никто, пожалуй. Агент без документов был.
– Х-м, откуда, вообще, известие? Операция секретная.
– Трактирщик с Московской дороги донес. Подозрительные личности расплачивались золотыми дукатами.
Дубельт поморщился:
– Значит, сами разбойники не знали, кого грабили. Наугад действовали. Это хорошо.
– Возможно, Ваше превосходительство.
Адъютант Владиславлев старался не иметь своего мнения, и за долгие года службы научился угадывать настроение хозяина.
Леонтий Васильевич сделал еще глоток.
– Мы трех курьеров отправляли. Как другие двое, от них есть известия?
– Да. Секретные наблюдатели докладывали о прохождении ими контрольных пунктов.
– Отлично, отлично, – промурлыкал Дубельт, – Значит все в порядке, скоро сами отрапортуются.
– Да, до границы путь не близкий.
Генерал поставил чашку на стол.
– Эх! А все Мейендорф виноват! Вот не заартачился бы, дипломатической почтой дукаты отправили… И не стали бы такую грандиозную операцию городить: из Петербурга в Москву, к старообрядцам; из Москвы в Австро-Венгрию.
– Да… уж, – вставил адъютант, – маршруты весьма громоздкие.
– И не говори, голубчик. Такие неприятности. Наш-то Государь в Восточном вопросе непреклонен, что поделаешь.
Генерал покрутил пальцем у виска.
– Но, ничего. Сдается мне, поменяет Государь посланника. Назначит кого посговорчивей.
– Кого же?
Его превосходительство фыркнул:
– Горчакова, разумеется. Он давно в Германском супчике варится. Сейчас в Вене посольством командует, обеими руками за сердечную дружбу с Австрийской империей. Отличная ширма.
– Согласится ли?
– А куда он денется! – усмехнулся Леонтий Васильевич.
Старый жандарм окинул довольным взором бесчисленные полки с толстенными фолиантами. В его обширном архиве были дела на каждого.
– Да, – спохватился Дубельт, – И передайте Сагтынскому: пусть отправит кого в первопрестольную. Пусть узнает подробности.
– Наконец-то я дома! – выкрикнул Салтыков, ступая в гостиную, – Платон, ну где мои вещи?!
Согнувшись под тяжестью чемоданов, в комнате появился слуга: еще крепкий старик с кудрявой и седой шевелюрой, аккуратно подстриженными бакенбардами.
– А где второй бездельник? Гришка где?
– Не знаю. Три дня уж нет его.
– Запил, подлая натура? – чиновник расстегнул пальто.
Старик неопределенно хмыкнул:
– Может и запил. Караулить мне его, что ли…
– Ну-ну, давай скорее, – скомандовал барин и плюхнулся на маленький диван у стены, – Совсем обессилел, старый хрыч! Али спал весь день, каналья? Не ждал хозяина-то?
– Ждал – ждал, – с готовностью отвечал Платон.
– То я не вижу, – усмехнулся Салтыков, разматывая кашне, – Лучше печь затопи, холодно здесь! И вина дай, замерз я в дороге… Живо!
Старик поставил чемоданы посередь комнаты и зашаркал в кухню. Через минуту возвернулся с графинчиком и рюмочкой на подносе.
– Пожалуйте, Михал Евграфыч.
Барин замахнул первую рюмку и налил вторую.
– Ну, как тут без меня? Приходил кто, почта была ли?
– И пошта была и письмо, – затараторил Платон, принявшись стаскивать с хозяина сапоги, – Второго дня Тиховидов приходил. Спрашивал, не оставляли ли вы для него денег за проигранную партию.
– А ты что? – изумился Салтыков.
– Так я и сказывал, как велено было, что вас еще нету, не приехали.
– Правильно сказывал, молодец, – кивал Михаил, – А еще?
– Ну, …барышня была. Тоже вас спрашивала.
– Какая барышня?
– Почем я знаю.
– Фамилию сказывала? Да по какому делу?
– Сказывала, но разве ж я запомню. Помню только, что вся из себя, фифа.
– Дурак ты старый. Хоть бы записал.
