Часть 1. Зарисовки в блокнотах
Беловы
Янита зарисовывала в блокнот своё отражение, когда открылась входная дверь. В полумрак большой прихожей Беловых проник бритоголовый незнакомец. Из-за его плеча выглядывали ещё двое. Янита выронила блокнот и, вмиг предугадывая их намерения, закричала. Тут же бритоголовый сделал шаг в сторону, пропуская тех двоих вперед. Не успел один из них закрыть Яните рот, как в прихожую выбежал отец. Он набросился на ближайшего верзилу и несколько раз ударил его, прежде чем на него накинулся и второй незнакомец. Отец пошатнулся, но будучи от природы крепким, смог удержаться на ногах и не упасть. Бритоголовый казался совершенно бесстрастным, безучастно наблюдал за возней в коридоре. Когда Янита перевела на него взгляд, он улыбнулся. Во рту не было ни одного зуба.
Отцу наносили один за одним удары, выбежавшую из кухни мать живо усмирили. На линолеуме появлялись новые капли крови.
– Белов, где наш автомат? – обратился к отцу бритоголовый.
По спине Яниты пробежали мурашки. Отец разжал слипшиеся губы и произнёс, что автомат в гараже.
Беловых потащили на улицу. В прихожей остался только распластанный рисунок со следом берца на веснушчатом лице.
Их затолкали в дурно пахнущий автозак. Всю дорогу мать краем домашней футболки пыталась вытереть кровь на лице отца, он храбрился, обессиленно отмахивался.
Вскоре двери машины открылись, им скомандовали выходить. Родители живо выбрались наружу, а Яня оцепенела от ужаса.
– Ты чего застыла?! – взбесился бритоголовый и за волосы вытащил её из машины, она споткнулась, повалилась на землю.
Тут же подбежала мать и помогла ей подняться.
Отец открыл гараж:
– Он там, под столом.
Пока один из мужчин обшаривал гараж, бритоголовый приказал Беловым встать на колени. Пытаясь унять страх, Янита вглядывалась в ровные ряды ржавых вместилищ, между которыми сегодня особенно неуместно теснилось небо.
Вскоре из гаража принесли автомат и протянули бритоголовому. Он оскалился и ударил отца:
– Думаешь, вам всё можно?!
Двое других одобрительно ухнули. Они остервенело молотили отца руками, ногами и прикладом автомата.
Оказалось, что, когда человека избивают, можно услышать разнообразные звуки: от глухих и хрустящих до отвратительно хлюпающих, безнадёжных, протяжных.
– Хватит! – закричала Яня и вскочила на ноги.
– Сядь, руки за голову! – наставив на неё автомат, скомандовал бритоголовый. Яня то ли отделилась от тела, то ли оглохла от ужаса. – Ты слышала, что я сказал?!
Она медленно опустилась землю и завела лишь одну руку.
– Я сказал обе руки! – бритоголовый сатанел.
– Она не может, – завыла мать. – У неё больная рука.
От искажённого страданием голоса стало совсем тошно. Яня взмолилась:
– Пожалуйста, помогите ему, я никогда больше ничего не попрошу.
Ощущение близости смерти повисло в воздухе. Лицо отца искажалось от боли и с каждой секундой всё более походило на тесто, на тёмно-бордовое тесто, сдобренное зубами. Но страшнее был его взгляд, он устремился в кровавую слякоть, будто ища далекое, неуловимое, безвозвратно уходящее.
Понимали ли мужчины, что убивают, Янита не знала, но видела, как бритоголовый на мгновение, точно в сладостном предвкушении, распрямился и облизнул губы.
Пронеслось воспоминание, как на похоронах любимой бабушки, когда Янита не могла справиться с горем, кто-то «милостивый» велел успокоиться, объясняя, что смерть естественна.
Смерть естественна.
Смерть естественна.
Только почему-то колотил озноб, и слёзы текли густо, как у ребёнка.
Марена
Мир рассыпался на цвета. Янита стояла на освещённой солнцем поляне, ощущая, как ступни проваливаются в рыхлую землю, как запах хвои и прелой листвы щекочет ноздри. Яня подняла руку – свет сочился сквозь пальцы, кожа, усыпанная золотистыми волосками, казалась прозрачной.
Внутри у Яниты всё трепетало. Времени не существовало, оно замерло, вручая каждое мгновение, каждый шорох, каждый звук. Свет – ничто иное, как настоящее чудо. Можно ли иначе объяснить происходящее с душой в этот момент уединения?
Яня сделала шаг, время хрустнуло и ожило. И будто ожив вместе с ним, где-то забарабанил по дереву дятел.
– Янита, – раздался голос между ударами.
Яня подняла голову, силясь разглядеть сквозь туго скрученные ветви дятла.
– Янита, – вновь донеслось до неё собственное имя.
Она оглянулась, взглядом нашла брошенные среди травы рисунки и сарафан, кинулась к ним, не раздавив по пути ни одной земляники, которой была густо усыпана поляна.
– Что ты тут делала? – спросила бабушка, продираясь сквозь кусты.
В руках бабушки тяжелела корзина, шляпки плотно уложенных грибов блестели на солнце. Янита выхватила корзину.
– Грелась, – сказала она смеясь.
– Правильно это. А я марену тебе нарвала на краски.
Яня поцеловала ей руку и вложила в ладонь рисунок с ягодами.
Бабушка погладила Яниту по спине и тихо, словно молясь, произнесла:
– Если летняя Янита, то это к любви, а та, что родится по осени, всю жизнь будет искать своё место. Янита весёлый ребёнок, но взрослый из неё выходит сырой – совсем не умеющий выражать эмоции. Вот идёт подросшая Янита по улице, а парень кричит ей: «Яня, Яня, я тебя люблю», тогда Яня резко обернётся, поднимет с земли пух и бросит его в парня. Нет, не жить Яните на земле. Только в бурлящем от огня лесу.
