Ремонтантная невеста / 1970-е
Кто жил-бывал на юге Украины – в Донбассе, скажем, или где Днепр приближается к морю, – тот знает особую негу и роскошь тамошней летней ночи, полной таких ароматов, каких не услышать нигде в ином месте. Но не одни только запахи, нет, – само состояние всей атмосферы вливает в тебя отраду дивную и бесконечно желанную.
Что же такое там? чем создаётся эта нега? Ведь нет такого же рядом по широте; и ниже, южней, где должно быть ещё нежней, – тоже этого нет. В чём дело? Состав ли воздуха чуть другой? виды трав и цветов и количества этих видов? влага другая?.. или скрыто тут нечто гораздо более общее, до сих пор не постигнутое и не названное?..
Благодать – вот ещё подходящее, верное слово; но так устроены многие люди, что благодатна для них лишь почва. А наивысшая благодать – удачно продать урожай. Конечно, это понятно. И правильно это, кто же спорит. Да только ведь что получается? Жизнь словно ставит выбор: или ты полной грудью вдыхаешь чудесный воздух, или очи свои в прилавок воткнул, от него тебе благодать. И посмотрев на людей, мы видим: или – или. Но – почему? Что мешает, что не даёт тебе, озабоченному торговлей, отдаться чуду неповторимой ночи? Неужто эта забота так тебя заняла, иссушила? Тогда тем более – в ночь! Вылечись ею!
Но нет, – здоровый ты и весёлый, лечиться тебе не надо. Но – и чуда нет для тебя. А тот, кто живёт им, кто слышит его, кто впустил его в свою душу – напротив, нередко грустен. Ещё одна непонятность… Кто объяснит?
А пока никто нам не объяснил того – расскажем всё просто, как было. Ведь выглядит всё всегда просто. Просто пришёл, просто ушёл, просто сказал. Сложным становится всё тогда, когда начинаем смыслы искать. То есть – на самом деле – пытаться свои вложить. Но как же без них? Да тоже просто. Никаких рассуждений: вот картина. Что в ней увидим, то и наше.
Плодородна, хороша украинская почва. Замечательно тут овощам и фруктам, цветочкам и ягодам. Конечно, если ухаживать. Требует ухода, например, клубника. Захочешь получить достойный результат – отдай ей всё время, отдай ей свой труд, отдайся ей весь. И некоторые так и поступают. Некоторые сёла. Широко пораскинулась в них эта ягода – в огородах, в теплицах. Берегут её люди от заморозков, поливают ежевечерне, удобряют старательно, усики вовремя обрезают, рассаживают, пересаживают, опилками (а лучше: стружкою) грядки пересыпают, ночей ради неё недосыпают… ох! А есть и другие люди, которые клубники-то попробовать хотят, но то ли не желают потрудиться, то ли нет у них теплиц и огородов, – в общем, не выращивают. И таких людей гораздо больше, они буквально везде. И они клубнику раскупают, и сколько ты её на базар ни вывези, они всё равно раскупят. А почему? А потому, что государственная хоть и дешевле, но, во-первых, наглядно хуже и выбирать нельзя, а во-вторых – где же она? Вот и получается у тех, кто отдался клубничному делу, постепенное солидное богатство. А если село отдалось, то и всё село становится как бы иным, совсем не похожим на то, где лён да картошка.
Но и в таком селе живут грустящие.
Был грустящим Юра Прокопенко, хоть улыбался часто и песни смешные пел – которых, кроме как от него, Кандиевка не слыхала:
У сусiда хата бiла,
У сусiда жiнка мила,
Жiнка мила, невеличка,
Носить жовтi черевички…
Спрашивали: откуда ты их взял? Он улыбался, плечом пожимал: народные наши песни; странно, что вы их не знаете.
– А ты откуда знаешь? Ты ж по русскому учитель.
– Ну, и что? Во-первых, я украинец. А во-вторых, если б я по астрономии был учитель – так тогда мне как? Марсианские песни петь?
Смеются. Любят Юрку. Да и чего ж его не любить – телом статный и крепкий, душою отзывчивый, мягкий, и говорить с ним всегда интересно. А то, что парень здоровый тетрадочки проверяет, – ну… Ещё неизвестно, как дальше пойдёт. Кем Юру потом назначат.
Ученики за ним – как стайка младших братьев. (Ближе всех – Сашка, читает с разбором, и сам недавно вдруг рассказик написал – краснея, в коридоре сунул, попросил посмотреть.) И в коллективе его уважают, и друзья-трактористы всегда ему рады, и Затулихе он помогает в хозяйстве. Совхоз бедноват, никакого жилья своего, и квартирует Юра у бабки, а совхоз ей за это приплачивает: молодой специалист, сюда прибывший по распределению.
Затулиха – тихая и, как и Юрка, добрая, хоть много утрат за жизнь свою потерпела; и Юрке она каждый день сочувствует.
Почему каждый день?
Все ж знают про Галю. И понимают: должно, наконец, оно как-то решиться. И чувствуют все, что скоро. Но вот как оно будет, как именно разрешится – точно никто не скажет. И спорят по хатам и на скамейках вечерних: чи вiддадуть Мусiюки за Юрку свою Галю, чи нi?
Влюбился в неё Юрка так, что намерен остаться тут навсегда. И Гале он интересен: из себя парень видный, и на сельчан не похожий, начнёт рассказывать – слушать хочется, а взгляд серьёзный, задумчивый… и вообще…
Гадает село: будет ли свадьба?
С одной стороны – нет смысла Мусиюкам свою Галю за Юрку отдавать; с другой – ведь всё-таки «вчитель». С одной стороны – и чего он за ней страдает, если ясно, что зря; с другой – вполне можно Юрку понять. Хороша собой Галя… Инструктор перед Пасхой приезжал из райкома комсомола, собрание проводил об усилении атеистической пропаганды, – не стесняясь, на Галю поглядывал. И Галя раза два в него стрельнула. Юра даже заволновался. Он сидел так, чтобы Галю видеть; ну, а инструктор сам был всем виден. Значительный, внушительный, звучным баритоном вопросы ставил и сам же на них отвечал – чувствовалось, что место ему не в райкоме, а повыше…
