Доктор позвонил поздно, в первом уже часу ночи. Анна Адамовна посмотрела на телефонный аппарат (без малейших эмоций), сняла трубку – трубка сразу ожила, зарычала, зафыркала словами. Пару секунд женщина удерживала её на коленях (собираясь с мыслями), затем поднесла к уху:
– Я вас слушаю.
– Ну, наконец!..
В первые мгновения показалось, что доктор (звонил Михаил Николаевич) вдребезги пьян. Он перескакивал с одного на другое, сбивался, повторял слова по нескольку раз, суетился, как комнатная собачонка на уличном морозе.
– Срочно приезжайте! Есть меценат… то есть донор… спонсор… донор. А чёрт, я пришлю за вами машину… нет, лучше приеду сам… Нет, сам я приехать не могу, не имею права! Мне нужно подготовиться. Приедет Бескровный… я попрошу…
Анна Адамовна пропускала через себя словестный поток и ждала. Ждала, когда появится четкая конкретная инструкция, как поступить ей. Врач оказался слишком взволнован и точных "цэ-у" не мог сформировать. Тогда женщина взяла ответственность на себя:
– Мы будем готовы через двадцать минут. Этого достаточно?
Криг (Михаил Николаевич) ответил через паузу. Анна Адамовна подействовала на него отрезвляюще (как и всегда).
– Ночью без пробок… да. Думаю, да. Достаточно. И… – доктор остановился. – Сегодня великий день.
– Будем надеяться.
Анна Адамовна прошла в спальню. Верхнего света зажигать не стала, подошла к кровати дочери.
– Астя!
Дочь спала крепко и сосредоточено. Вдумчиво. Так спят чрезмерно уставшие люди, или грудные младенцы, сон для них – прямая должностная обязанность.
– Астя, проснись! Нас вызывают.
Женщина включила ночник – яркий, режущий – дочь тут же открыла глаза. Она всегда тянулась к свету, любила летние дни, такие, чтобы в обед, часов около четырёх, делалось знойно и солнечно до одури. Чтобы трава и листья вяли, от света выгорали краски.
– Удивительно… – проговорила дочь.
– Что именно?
– Как быстро пролетела ночь.
– Нет, ночь ещё не пролетела, – голос матери стал низким грудным. Любящим. – Нас вызывают.
Несмотря на краткую передышку, на щеках девушки уже играл румянец. Под ночной сорочкой проступала развитая грудь. Анна Адамовна подумала, что её дочь зачнёт и родит здоровых детей (подумала не без гордости). "И счастлив будет муж, её познавший", – прилетела цитата из ниоткуда.
– Надо умыться и собраться. За нами пришлют машину.
Через двадцать минут Анна Адамовна и Астя стояли у подъезда. Было тихо и пусто; формально присутствовал фонарь – желтушный лампион; покачивалась ветка. Машина не приходила ещё четыре минуты, и четырежды мать подумала, что доктор катастрофически непунктуален, а она – неразумная – допустила оплошность: можно было перекусить: "Неизвестно, как всё сложится".
Подъехала "Волга" – тёмная машина из тёмного прошлого, – доктор Бескровный (тоже врач, коллега Крига) распахнул дверь: "Садитесь!"
Анна Адамовна с дочерью уселись позади. Доктор молчал всю дорогу. Лишь однажды, подняв к зеркалу глаза, произнёс: "Ничего не знаю. Никаких подробностей. Криг позвонил, сообщил адрес". Анна Адамовна кивнула, принимая извинения Бескровного.
…Криг шагал за стеклянною дверью кабинета (мелькала светлая тень), жестикулировал, что-то записывая на диктофон. Этот простецкий до примитивности деревенский человек долгое время был для Анны Адамовны загадкой. Потом она поняла, что док – гений. Только и всего.
Михаил Николаевич умел трое суток кряду спать на кушетке, питаться "дошикраком" и вяленым кизилом (присылали родственники из Ферганской долины; посылки приходили в тряпичных тюках-коробках с сургучовыми потрескавшимися печатями, и вопиющими орфографическими ошибками в адресе). Чтобы поддерживать бодрость жевал табак "насвай" – он тоже таился в посылках. Умел выслушивать от технички пролонгированные томительные нравоучения о трудностях поддержания чистоты в "муниципальных объектах здравоохранения" (рыхлая полная техничка выписывала "Медицинскую газету" и прекрасно владела понятиями)… делал неловкое замечание, словно бы оступался, чтобы потом извиняться, тосковать, возвращать свои слова обратно и ещё полчаса выслушивать нравоучения. Но в операционной он был велик. Демон. Врубелевский демон: гривастый, чернявый, рельефный, беспощадный.
От главной хирургической медсестры валил пар, когда заканчивалась операция, и она выползала из кабинета. Анестезиолог глухо матерился, пил коньяк и зарекался работать с этим "безумным идиотиной".
Но в нужное время и в нужный срок команда собиралась по одному звонку.
– Появилась пластина? – спросила Анна Адамовна. Нарочно бесцветно, как бы предлагая доктору рассказать самому.
– Что? – Криг очнулся от мыслей. – А… нет… к сожалению нет… пластины не будет. Денег не нашли, пластины нет… но есть лучше, – доктор забеспокоился: – Есть донор.
Женщина огляделась. Она тысячу раз бывала в этом кабинете, однако впервые оказалась здесь ночью. "Следует заменить гардины и повесить тюль… и вообще, этот "квадратик рабочего помещения" следует стереть с лица Земли. Как порочащий звание Человека".
– Появился донор, – повторил Михаил Николаевич. – Я собираюсь рискнуть.
Он нервно побарабанил пальцами по столешнице, перелистнул тетрадный лист туда-обратно. Как оборотень, Криг находился в состоянии превращения из "бытового рохли" в "гениального демона". Ему следовало помочь, только Анна Адамовна не знала, как это сделать. Криг и сам не знал – как?
