Часть I
Кефе1
Свой жизни путь почти окончив,
Я очутился в сумрачном лесу.2
(Изучая языки гяуров3, пользуюсь ими применяемым украшением для книг, называемым ими ήφᾰργιπἐ4.)
Году в *** хиджры, в тот год, когда волею Всемилостивого дано мне было достигнуть возраста Пророка (да благословит Его Всевышний и приветствует!), устремил я, раб Божий Аляутдин, стопы свои в хадж. Ибо грешен я перед Ним, аль-Гаффаром5. И грешность моя завела мою душу в неприятности. Такова воля Его, Справедливого, и наказание мое за греховные помыслы мои.
Случилось так, что в тот месяц, когда решил я выступить в путь в Мекку, у меня было большое дело в Кефе: хотел я нанять и испытать корабль с гребцами, чтобы отправлять с ним поклажу со специями и другими товарами, столь нужными моим друзьям в Руме6.
Испытание сего корабля и само путешествие в Кефе я, наивный в своих приземленных помыслах, решил совместить с путем в Город паломников, предварив его морским походом до Бурсы7. Там я думал выгрузить мои шелка и специи, возможно, прикупить чего-нибудь в обратный путь, ибо негоже кораблю возвращаться пустым, и отпустить его в Кефе. А самому отправиться в путь по безопасным землям османских султанов, до самой Мекки.
Но увы!
Не добрался я и до Бурсы. Благополучно прибыв в Кефе вместе с моим караваном, я продал товар и, присовокупив к этим деньгам те, что я пошел и получил у местных своих собратьев, нанял корабль из тех, что стояли в порту.
Сам Кефе меня удивил. Спиной ли, ухом или затылком почуял я, будто весь этот город обращен куда-то какою-то непреодолимою силой. Всё верно, все дороги ведут в Мекку, на юг, решил было я, но какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что с Кефе всё не совсем так. Да, город, теперь я понял это окончательно, смотрел, раскрывая свои объятия точно на юг, туда, где должна была бы быть Мекка, там, за морем, за Румом. Но взгляд этот, точно у близорукого, не устремлялся так далеко, но был обращен на нечто совсем близкое, – на самое море, что плескалось вблизи.
Доселе я не встречал портов и о кораблях знал немногое, но выбрал тот из них, что по моему мнению соответствовал цели и дальности моей поездки – пересечь Дениз8.
Корабль, рассудил я, должен быть подобен верблюду: столь же крепок и вынослив, как благородный зверь – кормилец мой и моих братьев по ремеслу. Я выбрал тот из качавшихся по волнам, у которого была самая крепкая шея, не очень большой, но вместительный, точно горб, парус, а главное, что стоил столь же дорого, сколько стоит нанять караван верблюдов. Признаюсь честно, за стоимость этого корабля я мог бы нанять два или даже три каравана в сторону дешта9, сторговавшись в порту.
Погрузил я товары для румских купцов на этот корабль – и стал он как будто бы меньше. Странно, подумал я, когда на верблюда грузят поклажу, становится он больше, а с кораблями почему-то всё наоборот.
Сел я и сам на корабль тот, и отплыли мы. Легкий ветерок с востока не предвещал бури.
Долго и медленно разворачивался корабль между скалами и стенами Кефе, нависавшими над морем. Долго выходил в открытое море. Начал я было беспокоиться, справятся ли гребцы, показавшиеся мне вовсе не такими сильными, но капитан, как они называют главного корабельщика, уверил меня, что всё в порядке, после чего что-то резко выкрикнул кому-то – и раскрылся парус. В отличие от верблюжьего горба парус вмещает не воду, а воздух, что помогает, вот удивительно, кораблю плыть быстрее. И мой корабль поплыл. Поплыл по воле Всевышнего по спине моря, необъятной и ровной, точно дешт весной.
Но прошло какое-то время – мне стало немного нехорошо и я спустился в недра корабля, чтобы соснуть, наступила ночь, ночь с погасшими звездами – и спина спокойного моря обратилась в ужасающий хребет какого-то огромных размеров белогривого змея, который начал вздыматься волнами, извиваться и всячески пытаться сбросить нас с кораблем с себя.
Воды хлестали по телу судна, будто джинны-мариды10, нападая со всех сторон. Корабль качало, а меня носило по палубе, точно я был каким-то безвольным перышком посреди урагана в пустыне. И не за что было ухватиться мне, и не владел я ни телом своим, ни душой.
“Море! Море! Алла! Алла!” – кричал я, или кто-то кричал, уже не в силах я был разобрать.
Вконец обессилев и потеряв уже хоть какую-нибудь надежду спастись в этой кромешной и ужасной ночи, я, вероятно, потерял сознание, отдав свое тело этим ненасытным волнам.
Так сбился я с пути! Ибо Он отвратил меня от пути прямого11.
***
Очнулся я от холода. Ветер с моря медленно вгрызался в мою насквозь промокшую одежду, проникая глубоко в чрево мое, под ребра и во внутренние органы, а может быть, в душу.
Море, мой враг, уже не бушуя так яростно, вяло билось о берег волнами. Я огляделся: неподалеку от меня на берегу распласталась куча каких-то растений. Я подошел к ней и залез вовнутрь, не разумом, но каким-то другим чувством понимая, что смогу внутри согреться. Через некоторое время я действительно согрелся и уснул.
Сон ли мне снился, или не спал я сам вовсе, но какая-то тревога жгла меня холодом изнутри, хотя тело моё было согрето. Глухое, подавленное чувство царапало что-то в моей душе. Я, старик, уважаемый торговец и бек двенадцати городов, умудренный летами и белой бородой, благоверный мусульманин, собственнолично свернул с пути истинного и покаран Им, Справедливейшим
