«Трус. Патологический трус. А ещё командир называется!» – Виктор презрительно сплюнул в сторону командира взвода, который лежал на самом дне воронки и испуганно жался к земле, закрыв голову ладонями, при каждом звуке взрыва. А бомбы уже несколько минут как рвутся на таком отдалении, что осколки даже при большом желании не долетят до них.
Виктор перевернулся на спину и заложив руки за голову, стал смотреть на небо. Тем более, что подать команду «Отбой воздушной тревоги» некому. Этот трус ещё не скоро очухается.
Это небо лета сорок третьего года ничем не отличается от неба других дней, за исключением того, что несколько минут назад оттуда сыпались, на головы курсантского батальона, смертоносные бомбы. А теперь такое чистое безоблачное голубое небо, будто и нет войны. А на Викторе, вовсе, не пропахшая потом и гарью курсантская гимнастерка, а его любимая, в голубую полоску, рубашка с засученными рукавами, на ногах – лёгкие парусиновые туфли. Лежит он сейчас на пляже у водной станции «Динамо». Кругом тишина, только слышны отдаленные звуки машин, гудки, разговоры людей. Вон кто-то, кажется, зовёт его…
– Кошелев! Ты чего разлёгся как на пляже?
Черт! Это оказывается лейтенант зовёт со дна воронки.
– Самолёты улетели?
– Давно! А вы не заметили, товарищ лейтенант? – спросил насмешливо в ответ, Виктор.
– Да, тут… Это… Меня землей присыпало… – лейтенант встал и начал отряхивать гимнастерку от пыли. Постепенно к нему возвращались присущая ему надменность и позерство. Он поправил портупею, похлопал по кобуре с пистолетом, снял и снова надел фуражку.
– Товарищ курсант! Встать! Подайте команду взводу: «Отбой воздушной тревоги! Строиться у дороги! Командирам отделений проверить личный состав и доложить о потерях!» – сказал лейтенант визгливым голосом. – У меня голоса нет. Пыль забилась.
«Совесть у тебя забилась, а не пыль», – подумал Виктор. Он поднялся к краю большой рваной воронки, куда они спрыгнули с лейтенантом во время бомбежки, и зычным голосом повторил команду лейтенанта.
Под внезапную бомбежку они попали со взводом, когда возвращались из подмосковного полигона. Скоро предстоят выпускные экзамены и, наконец-то, на фронт…
Но похоже, что нескольким курсантам это уже не грозит. По докладам получается, что для четверых война уже закончилась. Одного из них, даже не смогли найти – только по разорванному курсантскому планшету и опознали – прямое попадание. Трое с тяжелыми ранениями, один контуженый и десять с легкораненых.
Подай лейтенант команду своевременно, удалось бы избежать таких потерь. Вместо этого он первым спрыгнул на дно воронки и лежал там всхлипывая с причитаниями. Правда, видел это только курсант Кошелев.
После возвращения в расположение училища, командир взвода, помня о своём позорном поведении во время бомбежки, стал придираться к Виктору. Регулярно делал замечания то за опоздание в строй, то за «неправильно» заправленную кровать, то за расстёгнутый воротник, то за успеваемость… Всячески пытался найти повод для наказания. А вчера произошёл инцидент, вовсе повлиявший на дальнейшую судьбу Кошелева.
После занятий – практически, подготовки к выпускным экзаменам – Виктор зашёл в медпункт. Во время той злополучной бомбежки он повредил голень правой ноги. Была небольшая царапина, а сейчас загноилась. Хотел, чтобы медсестричка посмотрела, перевязку сделала. А к этой медсестре имел виды командир взвода. Видимо, на это время у него было назначено свидание. Кошелев только вышел из медпункта, как лейтенант, в буквальном смысле, набросился на него. Увидел, что Виктор выходит из дверей медпункта и подскочил к нему, сверля глазами.
– Ты что здесь делаешь, курсант? Почему не в казарме?
– Я на перевязку приходил, товарищ лейтенант.
– Кто разрешил покинуть расположение? Знаю я ваши перевязки! К Валечке решил подкатить, да?
Лейтенант схватил курсанта за грудки и прижал к стене, дыша перегаром. От возмущения Виктор с силой оттолкнул командира. Тот, зацепившись каблуком об кочку, полетел кубарём в траву.
– Что?! На командира руку поднял? Да я тебя под трибунал! Я тебя сгною! – визжал некрасиво лейтенант, пытаясь подняться.
Виктора арестовали. Беседа с особистом вышла жесткая. Нападение на командира. От трибунала может спасти только чудо. И чудо случилось. Начальник училища своим приказом, за нарушение воинской дисциплины, направил его в штрафную роту. На фронт. Пусть в качестве рядового красноармейца, зато на фронт. Жаль, что так получилось – не успел выпуститься офицером.
