День обещал быть ужасным. Все дни в последнее время были такими, но этот – хуже самого плохого. Вадим не был уверен, что сумеет его пережить. А главное, не мог решить, стоит ли это делать.
Он открыл глаза около полудня, щурясь от света, лившегося в грязное окно. Скупое на ласку осеннее солнце пыталось подбодрить его, но от этого было только тяжелее: голова привычно болела с похмелья, глаза ломило так, что Вадим с трудом мог посмотреть по сторонам. Впрочем, конура, которую он снимал, была так отвратительна, что и смотреть не стоило.
Тряпки вместо занавесок, продавленный скрипучий диван, в который проваливаешься, как в яму, древний шкаф с царапинами на полировке, серый от грязи пол, комья пыли, обои в пятнах…
Как он дошел до такого? Он, аккуратист, чистюля и привереда, который терпеть не мог беспорядка и воспринимал немытую посуду и бардак на полках как личное оскорбление? Ладно, чего уж там. Вадим отлично знал, как именно.
Почему он не мог просто уснуть и не проснуться? Почему утро упорно продолжало наступать, хотя он делал, кажется, все, чтобы организм сдался и признал поражение? Вадиму было плохо – морально, физически – и он злился на себя за эту никчемную, бесполезную живучесть.
Только мысль о бутылке пива, которая должна была оставаться в холодильнике, подняла его с дивана. Спал он чаще всего не раздеваясь.
Проклятой бутылки в холодильнике не оказалось. Вадим закрыл дверцу, потом снова открыл в слепой надежде, что мог ее не заметить. Но не углядеть бутылку в абсолютном пустом (не считая половинки луковицы, притаившейся на дверце) холодильнике было невозможно.
Боль продолжала терзать его несчастную голову, еще и тошнота накатила. Раздавшийся телефонный звонок был, словно оплеуха: резкий, болезненный. Телефон лежал на кухонном столе, и Вадим взял его, отметив, что рука слегка дрожит.
Номер был незнакомым. Ничего удивительного: со знакомых номеров Вадиму звонить давно перестали.
«Хватит себя жалеть! Она еще звонит иногда!»
Он тупо смотрел на высветившиеся цифры, не желая отвечать, но не находя в себе сил сбросить звонок. Телефон умолк, а через секунду вновь задребезжал назойливой трелью.
– Да, – коротко и хрипло сказал Вадим. – Кто это?
– Из журнала «Город и люди» вас беспокоят. В следующем месяце, как вы знаете, отмечается День города. – Звонившая сделала паузу, давая собеседнику отреагировать. Не дождавшись реакции, женщина продолжила: – Мы делаем подборку об известных земляках, хотели бы пригласить вас принять участие, дать нам небольшое интервью и…
– А я здесь причем? – прервал ее излияния Вадим.
– Ну как же! – воскликнула женщина. – Вы популярный писатель. Ваша книга стала бестселлером, вы получили престижную литературную премию.
Она как будто уговаривала его признать это. Вадим почувствовал, что головная боль достигла крайней верхней точки, за которой, наверное, должен последовать взрыв. Он всерьез опасался забрызгать своими воспаленными мозгами кухонный стол.
– Я больше не пишу, – выдавил он.
– Но это…
– Идите к черту, ясно вам? – заорал он и отшвырнул телефон.
Бросившись в ванную, Вадим едва успел склониться над унитазом.
Когда немного полегчало, он сумел одеться, спустился и купил в круглосуточном магазине с торца дома несколько бутылок пива. Одну выпил по дороге домой, остальным собирался отдать должное в ближайшее время. Головная боль прошла, сменившись приятной легкостью. Вадим вошел в свою убогую берлогу и запер за собой дверь.
На улице было холодно. Сырой, пропитанный дождем воздух приободрил Вадима, он почувствовал что-то вроде душевного подъема. Распахнул настежь окно в единственной комнате, а потом, неожиданно для себя, потянулся к компьютеру и включил его.
Тот, обрадованный давно не виданным вниманием к себе, ожил, хлопотливо загудел, подмигнул экраном. На рабочем столе, вместо любимой фотографии Вадима, теперь были стандартные безликие обои. Справа и слева выстроились ряды иконок. Одна из папок называлась «Тексты». Там хранились наброски, готовые рассказы, несколько вариантов романа, из-за которого сегодня ему звонили из журнала, а также с десяток глав новой книги, которая (Вадим прекрасно это понимал) не имела шанса быть дописанной.
Писатель – этот тот, кто не может не писать. Тот, для кого выплескивать на бумагу идеи, мысли, сюжеты, придумывать миры и населять их людьми, – необходимость. Тот, чьему существованию все это придает смысл.
