Лето. Я работаю в клинике пограничных состояний медицинским психологом. Я еще не имею такого права, потому что у меня диплом простого психолога, хоть и красный. А для того, чтобы работать в медицинских организациях необходим диплом клинического психолога. Это значит, что ты должен хорошо разбираться, кто сидит перед тобой, «норма», без органических поражений, с психическим расстройством, или же «не норма», с органическим поражением мозга, и каким именно, какие зоны повреждены, и тогда будет ясно, откуда «растут ноги», и можно смело передавать пациента психиатру или неврологу, или же психопат, то есть расстройство личности, которое не считается болезнью, потому не лечится, или же «пограничник», уже «не норма», но еще не патология.
Меня взяли на работу сразу же после собеседования, потому что в клинике не хватало специалистов. Правда с условием, что я немедленно начну проходить переподготовку на клинического психолога. Я согласилась. Пандемия, много больных, переболевших, потерявших родных и близких от этой тяжелой болезни… Обращений в клинику очень много. В основном тревожные расстройства, фобии, депрессия, панические атаки. Все, как один, рассказывают, что боятся заболеть, боятся за детей, родителей… Люди приходят со слезами на глазах, и видно, как под медицинской маской отчаянно кривится рот, крепко сжимаются от страха, неизвестности и отчаяния зубы.
Я уже привыкла к этим обращениям, и не задумываясь спрашиваю у очередного пациента, неуверенно шагнувшего в мой кабинет, как давно он переболел, как долго длилась болезнь, все ли в порядке с близкими… И вот однажды заходит ко мне женщина лет тридцати, высокая, тонкая, бледная, руки дрожат, садится на самый край стула.
– У меня бессонница, – начинает она, не представляясь.
– Как давно? – уточняю я, хотя должна сначала спросить имя и другие личные данные.
– Всю жизнь, – отвечает пациентка и на последнем слоге у нее кончается воздух. – Меня зовут Диана, – после короткого вдоха продолжает она, словно прочитав мои мысли и здорово облегчает тем самым мне работу.
– Диана, значит вы обратились в клинику, потому что у вас бессонница? – теперь честно выполняю свой долг психолога я.
– Да. То есть, нет. То есть не поэтому – и у нее опять кончается воздух. – Я хочу покончить с собой. Но перед этим мне надо кому-то все рассказать.
– Продолжайте, – на этот раз мне не по себе, и я тут же добавляю, – вы были у врача?
– Была. Но мне нужен тот, кто выслушает меня, а не тот, кто скажет, что от каждого моего высказывания существует таблетка. Знаете, это очень грустно, что от всего, о чем ты рассказываешь, о чем сожалеешь, размышляешь, от чего не спишь, и хочешь покончить с собой, есть таблетка. Выходит, всё, что меня по-настоящему заботит, на самом деле не существует.
