Это была не она.
Из зеркального отражения на нее смотрел кто-то совершенно чужой. Ровно подстриженные по плечи рыжие волосы подхвачены у лба изящным обручем, на ресницах слой туши, а прозрачно-голубые глаза кажутся слишком измученными, несмотря на то что аккуратно подведены темно-коричневым карандашом; и даже персиковые румяна на скулах не могут скрыть того, какая она бледная и напуганная.
Ей приказали дышать ровно и держать подбородок высоко поднятым. Но разве ей это по силам? Двадцать восемь лет своей жизни Элла провела, опустив плечи. Никакие парикмахеры и стилисты не в силах сотворить чудо. Каждому вокруг известно, что дочь Лизы Гончаровой – ничтожество.
На кровати ее ожидало строгое платье без рукавов с глухим воротом цвета слоновой кости. Дополнить его предстояло нитью жемчуга из шкатулки, которая уныло взирала на нее с белого комода, расписанного золотыми трилистниками, удачно гармонирующими с золотом на тяжелых занавесках. Из окон щедро лился солнечный свет. Лето стояло в самом разгаре, а в огромной спальне, посреди которой Элла застыла в нерешительности, было холодно. А, может, холод сковал ее изнутри?
В дверь постучали и напомнили о том, что она должна поторапливаться.
Элла с силой заставила себя снова взглянуть на свое отражение. Это не ее лицо, снова пронеслось в голове. Ее волосы обычно беспорядочно вились вокруг лица неукротимой дикой массой, а скулы были более острыми, но каким-то образом румяна и тонкий слой тонального крема изменили ее лицо до неузнаваемости. Она не смела возражать. Единственная поблажка, которую ей позволили, – оставить нетронутыми губы. Почти. Если не считать капельки блеска. Обычно Элла никогда не пользовалась косметикой. В этом просто не было смысла: она была жуткой уродиной – тощей, неуклюжей, лохматой.
– Вас будут снимать на камеру. Фотографы не оставят вас в покое, пока не получат свою порцию крови, – официальным тоном объяснила ей эту необходимость Люда Терещенко, бывшая личным секретарем и правой рукой ее матери. – Весь мир замер в ожидании: как будет вести себя новая глава компании «Медиаком»…
А потом долгая лекция о том, что она должна делать и что ей категорически запрещено.
Никто не спросил о том, что думает сама Элла по этому поводу. А ведь тринадцать лет назад она поклялась себе, что никогда больше не ступит за порог этого огромного мрачного дома и не признает, кто она такая! Слишком много обид и неприятных воспоминаний. Слишком много времени в бесплодном ожидании того, что мать наберет ее номер телефона и попросит прощения. Но чудо так и не произошло. И только тринадцать лет спустя Лиза Гончарова вспомнила о том, что у нее есть дочь, вписав ее имя в свое завещание и сделав единственной наследницей миллионов семьи Гончаровых…
Элла не могла побороть неприятную тошноту. Огромный дом в самом центре Печерского района уже начали осаждать журналисты, они пытались прорваться через высокое ограждение и, кажется, были настроены весьма решительно в своей неуемной жажде докопаться до истины. А ведь они, наверное, даже не знали ее имени.
Люда говорила вчера о том, что пресс-конференция неизбежна. Как и совет директоров компании «Медиаком», президентом которой Элле предстояло стать. Одного она не могла понять: почему сейчас и почему она? Единственное объяснение, которое в сотый раз за несколько дней приходило в голову, было слишком болезненным. Но она не переставала об этом думать: Лиза Гончарова хотела ее наказать. В очередной раз.
Элла начала задыхаться. Обняла себя руками и бросилась в ванную, которая примыкала к спальне, чтобы умыться. Люда придет в ужас, но ей было все равно. Так же, как ее матери, которая вышвырнула ее за порог родного дома.
А потом настойчивый стук в дверь в очередной раз напомнил о том, что она должна поторопиться. Элла с трудом заставила себя влезть в платье, купить которое никогда бы себе не позволила; ноги на высоких каблуках пошатывались. Жемчуг, принадлежавший матери, так и остался лежать возле шкатулки. Ей нечего изображать из себя кого-то другого, тем более свою мать. Они с ней ни капельки не походили, и теперь Элла радовалась, что это именно так. И пускай, будучи наивной девочкой, она мечтала иметь такие же роскошные белокурые локоны и ослепительную улыбку, ни за что не пожелала бы себе такого горького финала. Елизавета Гончарова была не просто успешной деловой женщиной, но и ослепительной красавицей. Элла же была ее полной противоположностью – ошибкой далекой молодости: одна ночь с пьяным студентом здорово подпортила когда-то репутацию Лизы. Впрочем, журналисты любили смаковать подробности «падения» своей любимицы, делая акцент на том, как блестяще она исправила прошлое, искупив грехи молодости. Лизу просто обожали.
Выходя в коридор, Элла больше не смотрела на свое отражение. Она очень хорошо знала, что там увидит. И к чему все эти тщательные приготовления, если в утренних газетах уже появилось фото с похорон, на котором тщедушная женщина в черном аккуратно вытирает глаза платочком, не решаясь поднять голову?
Возможно, вся эта шумиха и повышенный интерес вызваны лишь тем, что Лиза Гончарова так тщательно скрывала ото всех, где скрывается ее дочь, что сейчас это было просто неизбежно? Хотя для многих существование некой дочери вообще оказалось полной неожиданностью.
