Он ненавидел холодные осенние вечера в Березовке – небольшом поселке Харьковской области, где он провел свое детство и куда спустя столько лет необдуманно нагрянул в гости.
Мысленно сосчитав до десяти, Никита Лопахин двинулся вперед через улицу. Быть может, он помнил, как несмело целовалась Марианна Макарова на выпускном вечере в честь окончания средней школы, но не имел ни малейшего желания здороваться с ней и рассказывать, как у него дела. За последние несколько дней, когда не удавалось прикинуться дурачком и вовремя улизнуть от очередного «старого приятеля», ему приходилось отвечать на один и тот же вопрос: как у него дела. Впрочем, Никите Лопахину было плевать, что местные жители затаили обиду на своего «Звездного Мальчика», который носит темные очки за пару сотен долларов и делает вид, будто никого здесь не знает. Злой гений Оскара Уайльда будто потешался над ним все эти годы: «Звездного Мальчика» давно не существовало, но в Березовке это никого не волновало.
Никита отвык от холода. В это время года он обычно нежился на одном из теплых курортов в обнимку с очередной подружкой, готовой до умопомрачения пересказывать тексты его старых песен. Подняв воротник темно-коричневой замшевой куртки, Никита опустил козырек бейсболки и скрылся в ближайшем переулке, откуда, как он помнил, можно было пройти к старому дому Лопахиных. Хорошо, что журналисты еще не спохватились, где его искать. Но это ненадолго, подозревал мужчина. Может, еще несколько дней, и поселок закишит желающими отгрызть от него смачный кусок. К сожалению, каждый свято верил, будто имеет на это полное право.
Боковым зрением Никита заметил, что Марианна увязалась за ним следом: глупая девчонка с глупым именем. Она здорово изменилась, невольно отметил он, подумав о том, как порой жестоко время обходится с красивыми женщинами: пятнадцать лет назад она выглядела по-другому. Ускорив шаг, Никита вскоре заметил, что она свернула в другую сторону и скрылась в небольшом магазине с яркой неоновой вывеской «Супер-Фуд». Маленькая, подурневшая Марианна Макарова… Значит, не только с ним судьба обошлась так сурово.
В голове непроизвольно возникли слова одной из его первых песен: «Эй, приятель, ты утратил вкус к жизни. Ты готов прокатиться на этой крутой тачке?…»
Он любил эту песню, наверное, больше остальных своих слащавых, пропитанных фальшью песенок, от которых девочки сходили с ума на переполненных стадионах, скандируя: «Никита, мы любим тебя!». Десять лет назад было забавной штукой рисовать автографы на плоских девичьих животах и утаскивать наиболее хорошеньких к себе в гримерную. Последняя из наиболее страстных фанаток, так и не сумев попасть к нему в номер отеля, сделала откровенное заявление в прессу, в котором обозвала его музыку «жалкой туфтой». Поклонницы по-прежнему не могли свыкнуться с мыслью, что «Звездный Мальчик» давно вырос и больше не верит во всю ту «туфту», которой было окружено его имя на протяжении многих лет.
В Березовке существовало одно негласное правило: если ты не хочешь помочь своему родному поселку, тогда проваливай. Никита ни разу не потрудился заглянуть сюда с тех пор, как уехал, и был категорически против заезжать с гастролями в родные края, как бы ни настаивала на этом Алина Шмелева, его бывший личный секретарь и агент. Его выворачивало наизнанку от мерзких воспоминаний прошлого: Никита Лопахин был гадким мальчишкой, и кому как не Марианне было об этом знать.
– Здравствуй, Никита, – окликнул его кто-то из-за спины.
Никита сделал вид, что не слышит. Ему даже удалось пройти еще пару метров, мечтая о том, чтобы в данный момент оказаться за рулем «Феррари» где-то на границе Харьковской области. Березовка – проклятое место. Никита всегда помнил об этом, даже если обходил поселок стороной.
Он остановился в нетерпении, чтобы преследователь подошел ближе.
– Это и впрямь ты, – растягивая слова, произнес мужчина крепкого телосложения, чья болоньевая куртка, местами затертая, мешкообразно висела на высоком теле. Кое-где тронутые сединой темно-русые волосы, морщины, прорезавшие уголки серых глаз, почти таких же, как и у него, Никиты. Он всегда знал, что глаза ему достались от папаши, – это было единственное, что связывало его с Олегом Фомичевым, если не считать пары детских воспоминаний о том, как горе-папаша, будучи в стельку пьяным, наведывался на Садовый переулок, добиваясь встреч с матерью. Никита считал огромным везеньем, что носил другую фамилию, и никто не знал правды.
Фомичев какое-то время присматривался к нему, будто прикидывая, мог ли этот высокий красивый мужчина быть его сыном. На днях он слышал о том, что Никиту видели в закусочной «Вкусно!», и считал огромным везеньем, что встретил его. В дом номер три на переулке Садовом Олег не сунулся бы, опасаясь призраков прошлого. Впрочем, он не знал, с чего начать разговор. Долгие годы должны были стереть дурные воспоминания, но сын явно не обрадовался этой встрече: суровое выражение загорелого лица Никиты и презрительный взгляд не могли скрыть даже темные стекла очков. Невольно Олег подумал о том, что семейная традиция ненавидеть его передалась всем Лопахиным без исключения.
