К морскому вокзалу Николаева такси доставило молодого человека приятной наружности.
Он был облачён в серый костюм, а глаза прикрывали тёмные противосолнечные очки.
Расплатившись с водителем, молодой человек, прихватив с заднего сидения кейс, направился прямиком к стоявшему у причальной стенки пассажирскому теплоходу «ДОСТОЕВСКИЙ».
Теплоход наполнялся пассажирами приобрётшими билеты на круизный рейс: Николаев-Очаков-Одесса-Евпатория-Севастополь. На пути следования ему вменялось делать остановки, судя по программе круиза, в вышеуказанных городах на сутки-двое.
А обратно он должен был проследовать без остановок от Севастополя до Николаева.
Тихонько насвистывая «Красотки, красотки, красотки кабаре вы созданы лишь для развлечений…» из оперетты Имре Кальмана «Сильва», он подошёл к пассажирскому трапу.
Став за очередным пассажиром, им оказался толстячок с огромным баулом, он, вежливо, но в тоже время немного насмешливо спросил: «Тоже в круиз собрались? А морской качки не боитесь?»
Затем, косо взглянув на баул, он, опять же вежливо посоветовал: «Я бы на вашем месте баульчик-то в багаж сдал. Чего с собой такую тяжесть таскать».
Вытирая пот с блестевшей в лучах солнца лысины, толстяк раздражённо ответил: «Не ваше дело! Куда хочу, туда и плыву! Что хочу, то с собой и беру! Стойте, и не вякайте1
Нечего к людям приставать, и указывать.
Я же не указываю, что вам брать с собой, и что с этим делать»».
Ну да, ну да, снисходительно согласился с ним молодой человек, и улыбнувшись замолчал.
* * *
Пассажиры вереницей, таща чемоданы и сумки, всё поднимались и поднимались по трапу на борт теплохода…
Их встречал старший помощник капитана и двое матросов с коммерческим директором.
Коммерческий директор, стоя прямо у конца трапа, проверял билеты, а матросы объясняли кому, куда идти.
Теплоход был огромен, и впервые попавшим на него пассажирам было легко затеряться в его бесчисленных коридорах и помещениях.
Они, пассажиры, впервые в жизни попав на морской корабль, растерянно-восхищёнными взглядами таращились на всё вокруг.
Робея, предъявляли билет, и спрашивали, где находится такая-то каюта, и как к ней пройти?
Снисходительная улыбка превосходства не покидала лиц бывалых моряков.
Особенно долго и подробно они объясняли молоденьким девушкам дальнейший путь по кораблю.
Но у них перехватывали девушек и других пассажиров вездесущие, пронырливые стюарды.
Подхватив одной рукой чемодан или сумку, стараясь поддержать под локоток какую-нибудь красотку, они провожали их до дверей каюты.
Поставив чемодан или баул на пол, вопросительно глядели в лицо и чего то ждали.
Они не уходили до тех пор, пока пассажир или пассажирка соображали…
Некоторые догадливые пассажиры и пассажирки, из числа вечных путешественников, достав кошелёк, подавали деньги и благодарили.
А другие, которые…
А недогадливые, или прижимистые, сухо произнеся «спасибо», скрывались за дверью,
Обманувшийся в своих надеждах на чаевые стюард, скривив недовольную мину, быстро возвращался к трапу за новой жертвой…
Молодой человек, предъявив билет, уверенно, словно он уже бывал на теплоходе прежде, или изучил его устройство по каким-то документам, направился к каюте номер семнадцать.
Войдя в неё, он сразу, заперев за собой дверь, открыл кейс, и ни к кому не обращаясь, произнёс: «Я на месте».
Затем, закрыв, положил его в корзину для бумаг, и равнодушно стал наблюдать, как он, вспыхнув голубым пламенем, превратился в горстку пепла.
* * *
Постепенно, словно кит заглотив макрель, теплоход загрузился, оставив на причале кричавших и машущих платочками и шляпами провожающих.
До уплывающих доносились слова прощания и назидания, вроде: «Саша, много не пей, а то я тебя знаю!», или «Наденька, не стой долго под солнцем, тебе вредно! Шляпу не забыла?».
Издав прощальный гудок, круизный теплоход отправился в свой очередной рейс.