Наблюдательный человек, анализирующий поток событий и их интерпретаций, неизбежно почувствует наличие закономерностей. Человеческая культура нестабильна, но нестабильность эта последовательна. Предметы, на которых концентрируется общественное внимание, сменяют друг друга определённым образом. Меняются формы этого внимания, степень концентрации, но все эти изменения подчиняются своей внутренней логике, которая может быть осознана и определена. Если, к тому же, описываемый нами наблюдатель консервативен и отождествляет себя с той или иной традицией, он легко может выделить изменения, направленные на разрушение его традиции, и эти изменения тоже складываются в тенденцию. Любая традиция испытывает сегодня давление извне, и это давление нарастает.
Ключевое тут слово «сегодня». Человек (а наш наблюдатель – человек, и более того: любой человек в значительной степени является наблюдателем) – существо во времени, его время – это «здесь и сейчас», из которого он не может выйти. Вернее, с помощью рассуждения – может, но его субъективные переживания связаны именно с этим моментом. Возможно допущение, что и прежде любая традиция подвергалась культурной атаке, но переживаем мы именно за свою традицию, за её настоящее и будущее. И нас интересует, прежде всего, именно тот механизм, который пытается перемолоть нас сегодня – откуда он взялся, как устроен и что ему можно противопоставить.
Представим себе, что рассматриваемый нами наблюдатель, – гражданин и патриот России. Его озабоченный взгляд легко выловит в информационном потоке свидетельства культурной агрессии против своей страны. Российская идентичность под угрозой. Русский человек перестаёт быть самим собой. Его искушают и провоцируют со всех сторон, и он мало-помалу поддаётся то там, то тут. Колёса механизма вращаются, мука мелется, Россия перерабатывается – правда, пока непонятно какой продукт на выходе должен получиться.
Но если атака идёт со всех сторон, разве нельзя её интерпретировать как культурную осаду? А осадой должен кто-нибудь руководить.
Отсюда легко понять, откуда возникла «теория заговора» и почему она столь популярна.
Но «теория заговора» популярна не только в России, и не в одной России говорят о «мировой закулисе», этой тайной руководящей верхушке глобального культурного процесса (в нашем понимании – и политика и экономика лишь элементы культуры как единой символической среды человеческого бытия). Почему? По той же причине: многие и многие люди из разных культур ощущают потерю культурной идентичности. Та культура, которую они считали своей, уходит, а что приходит взамен – не очень понятно, или даже больше: многое понятно, но неприятно. И возникает вопрос: если перемены не радуют, то почему они происходят, и можно ли их остановить?
Попытки защитить свою культуру предпринимаются там и тут. Но вот что удивительно, все эти охранительные действия, как правило, представляют собой реакцию на то, что уже случилось – этакое метание из стороны в сторону и затыкание дыр. Тогда как разрушающее давление, как уже говорилось, оказывается со всех сторон и выглядит чуть ли не планомерной и системной кампанией.
Так, может быть, всё-таки есть эта «мировая закулиса», и «теория заговора» справедлива?
Несомненно, кукловоды существуют. Всегда были и будут люди, стремящиеся оставаться в тени и дёргать за ниточки, добиваясь своих целей. Но насколько они способны построить такую систему, которая предполагается «теорией заговора»? Речь идёт ни много, ни мало о создании всемирной корпорации по культурному воздействию. Ну, всемирная корпорация – здесь вроде бы ничего сложного нет, но, судя по тому, с чем нам приходится сталкиваться, она должна быть эффективной, как никакая другая. А вот это противоречит теории управления.
Цели и центры влияния. Самыми сильными политическими мотиваторами являются деньги и власть. История знает и другие основания политических действий, в том числе и самые благие, но в силу человеческого несовершенства деньги и власть всегда в итоге брали своё.
Ради чего была бы построена всемирная корпорация «мировой закулисы»? Ради денег? Гораздо дешевле и экономически эффективней было бы адаптировать бизнес-процессы к существующим культурам. Впрочем, так и сделано. Финансовый мир давно контролируем и прозрачен. Затраты на разрушение культурных идентичностей выглядят явно избыточными.
Ради власти? Это более понятно, но власть сама по себе интересна лишь конкретному человеку, а не корпорации. Большая корпорация неизбежно становится ареной взаимодействия различных центров влияния. В этом, кстати, одна из основных причин падения эффективности при увеличении масштаба. Существуй всемирная корпорация, её усилия были бы направлены не столько на борьбу с традицией, сколько на выяснение отношений между центрами влияния в ней самой. Ничего подобного не наблюдается.
Управление и контроль. Планомерная и направляемая из одного центра кампания против чего бы то ни было не обходится без стандартных этапов управленческого цикла. Сначала необходимо обеспечить получение информации с мест (так сказать, «с фронта»). Затем эта информация анализируется. На основе анализа принимается управленческое решение. Решение доводится до исполнителей. Организуется контроль исполнения, включающий сбор информации для следующего управленческого цикла. На всё это нужно время, так как процесс требует последовательности. Мы видим, как работает механизм государственного управления, сколько уходит времени на один оборот его колеса. В случае мировой корпорации организация ещё сложнее, процесс требовал бы ещё большего времени, бюрократия засасывала бы ещё сильнее.
