– Так там, это, новостей-то нет никаких? – охранник потирал озябшие руки, вопросительно глядя на айтишника, расписывающегося за сдачу ключей. Второй топтался с ноги на ногу рядом, молчаливый и угрюмый. – Что там будут делать с издательством-то?
В пустом здании по адресу Профсоюзная, 90, где отопление работало на самом минимуме, только чтобы трубы не разорвало, царил кромешный мрак и холод.
– Нет, сами ничего не знаем. Велено вот остатки оборудования перевозить. Но ты б обогреватель взял, что ли, в 422 комнате. Мы там видели сегодня, – сказал старший из них, и от его дыхания в воздухе стоял пар, хотя они были внутри помещения.
– Что, можно? Ну, спасибо, спасибо, мужик! А то я тут уж снег убираю, чтоб согреться-то. Холод зверский.
– Не лазает никто, не мешает?
– Да кому тут что надо? Пыль и запустение. А за разрешение спасибо, от души!
– Не болей, – старший из айтишников захлопнул журнал и кивнул своему коллеге. – Ну, чего стоим, уже бы давно в машине грелся!
Они подняли оставшиеся две рабочие станции и понесли к машине, ожидающей в закутке у ворот. Те, заваленные снегом вместе со двором, не открывались, только до калитки была прокопана скромная дорожка.
Шаги, короткие фразы и ощущение жизни скрылись за падающими снежинками, и потом на худо-бедно работающей камере было видно, как отъезжает машина – на черно-белом экране было непонятно даже, какого она цвета.
– Э-хе-хе-хе-хе-хе, – печально потянул охранник, закрывая обратно все двери и шагая от входа вглубь пустого холла, полного недовывезенных коробок и засохших цветов. Пока он шел, неровно прихрамывая, он постепенно рос ввысь и вширь, обрастал волосами на лысине, приобретая совершенно другой, хоть и тоже человеческий вид. – Э-хе-хе-хе-хе, – он поднялся на четвертый этаж, покрякивая, нашел 422 кабинет, постучал по двери.
Та, подумав, распахнулась, и охранник, кем бы он на самом деле ни был, вразвалочку зашел, пооглядывался в немного сумрачном зимнем свете, падающем из огромного мутного окна, поднял обогреватель и понес прочь. Дверь закрылась за ним сама.
– Э-хе-хе-хе-хе, – повторил он, поднимаясь повыше, на следующий этаж.
– Чего ты там «э-хе-хе-хе»? – в середине зала со стеклянной крышей, на стуле, стоящем прямо среди раскиданных бумаг, тут и там валяющихся карандашей родом из Советского Союза и белых наростов, сидела сухая дама с синими губами, оттянутыми вниз в одну сторону, в большом коричневом свитере и сером костюме. Вокруг нее гнездились наросты не то лежалого льда, не то пенопласта, ноздреватые и бледные.
– Обогреватель вот принес, – он поставил на пол свою добычу с кривой надписью «Собственность Производственного Управления» и огляделся, оценивая расстояние до других стоящих тут же обогревателей.
– Отдали? – дама поправила очки на тонком носу.
– Отдали, – охранник провел рукой по надписи, и она тут же сменилась на «Профсоюзная, 90». – Может, все-таки вылупится кто.
– Достаточно тщетные надежды, – дама поправила очки на тонком носу.
– Ты, Алефтина Ниловна, не квакай, – пожурил ее охранник. – Раз нас попросили коллеги, так наше дело вот приглядеть, свет обеспечить, тепло. А ты тут сидишь, чтобы следить, а не чтобы квакать. Довысказывалась уже. Сколько там лет? Двадцать? Не покину любимую работу, никогда не расстанусь с этими стенами… И не рассталась же, умерла, а все тут шляешься.
