Смолл Уиткинс пригнулся, проскочил под норовящей отпилить голову острой травинкой и дернул носилки на себя. Тело, накрытое брезентом, скользнуло вперед, и жесткая голова ударилась ему в копчик.
– Эй, какие корни тебя тащат? ― рявкнул Билл Флинтон, резко остановившись. Брус едва не выскочил из потных рук Смолла. ― Не у всех ноги длиннее костылей. Шагай размеренно, понял?
«Да заткнись ты!» ― подумал Смолл.
Он бы охотнее зарядил Биллу в челюсть. Но тот ему платил, а работодателя нужно уважать ― хотя бы для виду ― иначе рискуешь остаться ни с чем.
– Понял, ― слабо отозвался Смолл.
– А теперь пошли! ― подтолкнул Билл. ― Следующий цветок наш. Я тебе рассказывал, как на прошлое перо повстречался…
Солнце висело прямо над тропинкой, и высокая изгородь из острой, выше Смолла, травы нисколько не спасала от зноя. Смолл вполуха слушал коротышку и, щурясь, крутил головой, выискивая следы травяного метателя: пупырышки на толстых стеблях, взрыхленные норки и червей. Ему давно нужно было пополнить запасы кислоты.
Тропинка расширялась, и вскоре Смолл с Биллом вышли на поляну. Она прогалиной выступала в частоколе травы, прогалиной, на которой росла Вечная календула. Смолл вскинул голову, поглядел на домик наверху. Двухэтажный, каменный, с любопытной пристройкой к чердаку, огороженной черной решеткой. Чтобы построить такой дом на цветке, одного серебра будет явно недостаточно, нужны связи с каменоломней, фондорийскими строителями, а также разрешение местных смотрителей.
– Здесь покладем! ― Билл остановился в тени, отбрасываемой оранжевыми лепестками календулы.
«Положим», ― поправил про себя Смолл, и они опустили носилки. Смолл размял затекшие плечи, оттянул ворот прилипшей к телу льняной рубахи и подул: горячее дыхание совсем не освежило. Отвязал от рюкзака лопату и протянул Биллу. Тот пил из бурдюка и поперхнулся от возмущения.
– Копай первым! ― проскрипел он, зачесывая мокрыми ладонями сальные черные лохмы, и облизнул пухлые выцветшие губы. ― В прошлый раз я гораздо больше выкопал.
Смолл резко выдохнул носом, вцепился в деревянный черенок и пошел к колючему стволу Вечной календулы. Билл не хуже его знал, что самое сложное ― выкопать по колено. Дальше почва станет мягче, и загребай, сколько хочешь. Он вдавил металлический штык в сухую землю, вскопал и краем глаза заметил, как Билл довольно потянулся.
«Чертов лентяй! ― подумал Смолл, но тут же себе напомнил: ― В конечном счете, побеждает тот, кто умеет терпеть, когда нужно», ― и принялся за работу.
***
Смолл уже по пояс ушел под землю, решив, что сам быстрее выкопает, когда услышал мелодичное насвистывание. Близко. Бежать смысла не было.
– Билл, ― шикнул он, ровно настолько громко, чтобы услышал только прилегший в тени работодатель. ― Смотритель!
Билл вскочил, точно земля под ним вмиг превратилась в лаву, и побежал к Смоллу с самым важным видом. Трава слева заколыхалась, и спустя мгновение на поляну вывалился грузный смотритель. Смолл понимал, что они с Биллом не в лучшем положении, но не мог оставить без внимания мастерство, с которым… Квортин Флюкс ― Смолл, наконец, разглядел лицо стража порядка ― преодолел живую изгородь. Ведь одно неловкое движение там, в траве, и ты останешься без руки, ноги или того хуже ― помрешь.
– Так… ― проговорил Билл, очевидно решивший сыграть в дурачка и притвориться, словно так увлекся работой, что не заметил гостя, ― тебе стоит пройтись вот тут и тут…
– О, могильщики! ― пробасил Квортин, упер волосатые руки в бока. ― Себе яму копаете или мне?
Билл захохотал, как ненормальный.
– Что вы, что вы… ― пролепетал он. ― Мы помогаем… э-э… бедной семье с пользой похоронить их покойную бабку. Ее дряхлое тело станет пищей корням, и продлит жизнь прелестному Вечному цветку.
Смолл вскинул брови. Он не слышал прежде от Билла слов вроде «прелестному». На Квортина реплики могильщиков не произвели впечатления.
– Да ну? ― сказал он. ― Сегодня никто не предупреждал нас о похоронах бабки.
– Мы не успели, ― бросил Смолл, оперевшись на лопату. Он догадывался, что отмазываться бесполезно, но все же решил попробовать.― Земля здесь чертовски сухая, как видите, нам бы успеть до захода…
– А ты, Уиткинс, молчи! ― перебил Квортин. ― Артур не обрадуется, если прознает, чем ты занимаешься.
«Не обрадуется», ― согласился про себя Смолл, а вслух сказал:
– Он знает уже, ― и постарался не отводить взгляда от выпученных, как у рыбы, карих глаз смотрителя. ― Ворчал первое время, говорил, что разочаровался во мне, но сейчас свыкся. Работа есть работа.
– Серебро и не такое с людьми делает, ― поддержал Билл и обнажил зубы, коричневатые после недавнего перекуса сладким корешком. ― Что-то мне подсказывает, смотритель, что удача сегодня на вашей стороне.
– Найти в яме серебро не каждый день можешь, ― Квортин поправил шляпу. Сильнее дурацкой, в форме пышной ромашки, шляпы Смоллу в смотрителях не нравилась только алчность. Он читал указ смотрителям, подписанный фондорийским королем, в нем трижды повторялись строки: «Клянитесь быть честными и охранять справедливость. И если ваша совесть хоть раз преклонится перед чужими богатствами ― клянитесь немедля сжечь шляпу». По-хорошему их с Биллом должны наказать, но, к счастью для Смолла, указы подписываются не для того, чтобы им следовали, а для того, чтобы они просто были. ― Сколько вы хапаете за дело?
