280 лет назад родился Гаврила Романович Державин – великий поэт, один из основоположников русской литературной классики, который, как никто другой из гениев нашей словесности, умел, по собственному выражению, «вьючить бремя должностей». И должностей высоких, ключевых в империи! Взлёт административной карьеры Державина, конечно, связан с его поэтическим творчеством…
Гавриил Романович Державин
После неслыханного успеха сатирической оды «Фелица» императрица Екатерина возвысила его на губернаторский уровень. Правда, служба во главе Олонецкой и Тамбовской губернии принесла нашему герою целую череду мытарств… Позже, в Петербурге, Державин последовательно занимал важные должности кабинет-секретаря императрицы, сенатора, президента коммерц-коллегии, правителем канцелярии Верховного совета, государственным казначеем, наконец – при императоре Александре I – стал генерал-прокурором и первым в истории России министром юстиции. Державин славился честностью и въедливым подходом к службе – и ему часто поручали расследовать щекотливые дела, которые мы назвали бы антикоррупционными. Он был одним из наиболее влиятельных политиков России, ведал финансами, законодательной политикой. Регулярно конфликтовал с другими чиновниками, отстаивая свою правду. Будучи президентом коммерц-коллегии, чуть не угодил в опалу, был вынужден писать фавориту императрицы Платону Зубову: «Зная мое вспыльчивое сложение, хотят, я думаю, вывесть меня совсем из пристойности… я не запустил нигде рук ни в частный карман, ни в казенный. Не зальют мне глотки ни вином, не закормят фруктами, не задарят драгоценностями и никакими алтынами не купят моей верности монархине… Что делать? Ежели я выдался урод такой, дурак, который, ни на что не смотря, жертвовал жизнью, временем, здоровьем, имуществом службе и… государыне… Пусть меня уволят в уединении оплакивать мою глупость и ту суетную мечту, что будто какого-либо государя слово твердо…», – так писал президент Коммерц-коллегии. Почти крамольные мысли! В постскриптуме Державин извинялся, что посылает черновик письма, «ибо я никому не могу поверить сего письма переписывать, а сам перебеливать за расстройкою не могу, сколько ни принимался». Он отдавал себе отчёт, что это бунт!
И всё-таки в нём нуждались. Ещё труднее ему стало после смерти Екатерины…
Важный этап в жизни Державина начался, когда император Павел I, получив жалобу от белорусских евреев, повелел разобраться в бесчинствах, которые позволял себе землевладелец Семён Зорич – отставной генерал, бывший фаворит Екатерины. Оговоримся сразу: нельзя слепо переносить обстоятельства того времени в наше время. С тех пор судьба евреев в России и Восточной Европе многократно переменилась. Во времена императора Павла они жили в России обособленно, русских традиций не воспринимали. Но обратимся к фактам. Павел было вернул Зорича на воинскую службу, даже произвёл в генерал-лейтенанты, но этот игрок и задира не мог ужиться с новым императором и вернулся к помещичьей жизни. Можно предположить, что Павел жаждал расправы над Зоричем, по крайней мере, не прочь был увидеть этого вельможу опозоренным. А любимец императора Иван Павлович Кутайсов намекал Державину, что хорошо бы принудить Зорича к продаже имения… Державин пропустил мимо ушей это пожелание. Он понимал, к чему клонит временщик: Державин – всем известный «жестокосердый следователь», уж он осудит авантюриста Зорича, а уж тогда Кутайсов по дешёвке выкупит его белорусское имение, приносящее больше восьми тысяч ежегодного доходу. Ради быстрой наживы Кутайсов был готов возлюбить не только евреев…
Державин объехал белорусские местечки, побывал у Зорича. В польские времена евреи считались крепостными, в России их положение оказалось двусмысленным. Вроде бы они не принадлежали Зоричу, подчинялись исключительно государственным органам, но помещик обходился с ними, как с крепостными. Зорич тоже жаловался: евреи неуправляемы, они обещают, а потом не исполняют обязанностей…
В Витебской губернии тем временем начинался один из первых в империи уголовных процессов, на котором прозвучала тема иудейских ритуальных убийств. В Сенненском уезде незадолго до еврейской пасхи неподалёку от еврейской же корчмы был найден труп женщины с колотыми ранами по всему телу. Четырёх евреев арестовали; по деревням ходили слухи, леденящие кровь: иудеи, оказываются, окропляют христианской кровью пасхальную мацу. Следователь Стуков подробно рассказал Гавриле Романовичу о ходе дела. Впечатлённый Державин аккуратно доносил эти предположения до государя. Он предлагал не рассматривать жалобы иудеев на Зорича, «доколь еврейский народ не оправдится пред Вашим Императорским величеством в помянутом ясно показываемом на них общем противу христиан злодействе». Государь отверг предложение Державина, повелев ему исполнить прежнее поручение, оставив в стороне сенненский процесс.
Но этот рейд Державина по еврейским местечкам оказался не последним. Не прошло и года, как император снова послал его в те края. Державин получил царский рескрипт: «Господин тайный советник Державин! По дошедшему до нас сведению, что в Белорусской губернии недостаток в хлебе и некоторые помещики из безмерного корыстолюбия оставляют крестьян своих без помощи к прокормлению, поручаем вам изыскать о таковых помещиках, где нуждающиеся в пропитании крестьяне остаются без помощи от них, и оных, имения отобрав, отдать под опеку и распоряжением оной снабжать крестьян из господского хлеба, а в случае недостатка заимствовать оный для них на счет помещиков из сельских магазейнов». Борьба со злонравием помещиков была для Павла делом принципа: он видел себя Прометеем, который дарует права крестьянам, спасает их от голода… Предприимчивые соратники государя во главе с Кутайсовым и в голоде увидели повод к конфискации земель у нерадивых владельцев. После огосударствления эти земли можно будет приобрести по бросовой цене или получить в награду от императора. Державин получил на дорогу две тысячи рублей – и снова направился к Шклову.
