Нам повезло. Всего за пятьдесят тысяч долларов мы купили большой двухэтажный дом в пригороде Детройта. Шейла радовалась как ребенок, когда упаковывала в коробки одежду и разные женские мелочи.
– Стииив! Я не верю, ― она светилась, ― у Роба будет не только своя личная комната, но и для друзей, и даже отдельная комната для занятий рисованием!
Она погладила огромный живот и посмотрела на меня с нежностью, восхищением и какой-то приторной ласковостью, как благодарный зверек смотрит на своего хозяина, когда тот угощает его лакомством.
Коробки с барахлом переносили в фургон вечером. Баночки, кисти, бумага… Главное ничего не забыть. Шейла уселась на переднее сиденье рядом со мной, включила радио, что-то тихо напевала под нос.
– Роб говорит, что он счастлив, ― внутри меня все похолодело, Шейла продолжила, ― папочка любит его и заботится.
***
Дом пах сыростью и мокрыми тряпками, меня знобило и неприятно скручивало живот. Шейла заняла три комнаты на втором этаже, мне досталась небольшая коморка на первом. Гостиная была в нашем общем распоряжении.
Высушив три банки пива за раз, я закинул в себя таблетки и лег спать. Теперь не известно, когда еще появится такой подходящий момент.
***
– Стииив! ― ее протяжный зов сводил меня с ума, я готов был на все, что угодно, чтобы больше никогда не слышать этот голос…
Шейла медленно спускалась по лестнице. На плечах у нее был накинут прозрачный халат из шифона, позади волочился длинный шлейф. Ее груди казались огромными, как и ее живот. Волосы Шейла убрала за спину, но собирать в пучок не стала. Если бы не их черный цвет, то я не отличил бы их от шлейфа на полу, такими длинными они стали.
– Роб хочет рисовать, ― она с укором смотрела на меня и протягивала баночку, ― в доме мало картин, ему скучно.
От вида баночки меня чуть не вырвало. Кое-как уняв дрожь в руках, я взял из ее бледных пальцев огромную черную банку с красной крышкой. Она была совершенно пустой. Когда он успел ее опустошить?
– Пожалуйста, поспеши, он делает мне больно, ― лицо Шейлы исказила гримаса боли и животного ужаса, она тихо добавила, ― сейчас.
***
Когда я вышел на улицу, еще была ночь, меня шатало от таблеток, а может быть от пива, я плохо ориентировался в пространстве. Я завел фургон и молча выехал на трассу. Нужно ехать в Детройт, там есть приют для слепоглухонемых детей. Шейла не случайно выбрала этот район. Слышать крики и смотреть в беззащитные глаза детей, я больше был не в состоянии.
***
Когда Шейла забеременела Робом, я был счастлив, пока однажды утром, она не сказала мне, что он хочет «рисовать». Акварели и масляные краски приводили Шейлу в бешенство, она расцарапывала свой живот до крови и кричала обезумевшим голосом от боли на весь дом. Пару раз, когда случались приступы, я вызывал ей врачей. Они ставили ей успокоительный укол и грозились увезти в клинику. Но дальше слов дело не шло.
Как-то вечером, я вернулся с работы домой и застал Шейлу за «рисованием». Она сидела на полу, возила по бумаге тонкой кистью, красной краской выводила детали и непонятные символы. Казалось, она не замечает меня. Я подошел ближе и только тогда увидел, что все лицо, губы, руки и живот Шейлы в крови.
– Роб хочет рисовать, ― смеялась она, ― я такая глупая, Стив, ему всего лишь нужна была кровь.
Она погладила живот и продолжила:
– Он сказал, что будет вести себя хорошо и больше меня не тронет, если ты будешь приносить ему краску. Ему одиноко и не хватает друзей. Ему нужны друзья, Стив! Много друзей.
Я увидел, что Шейла выводит на бумаге силуэты детей.
– Он будет говорить, где взять краску, тебе только нужно съездить за ней, папочка.
Тогда впервые я взял из ее рук эту проклятую черную банку. Тогда я решил, что Шейла сошла с ума. Когда она сказала, что краску нужно взять около школы на 7 Авеню, я не поверил ей, но пошел по указанному адресу. Там, в переулке на меня смотрел мальчишка, лет девяти. Потом он истошно закричал, его глаза расширились от ужаса, я не знаю, что он увидел, но он упал на асфальт и забился в конвульсиях, его тело тряслось, словно в лихорадке. Его вырвало кровью. Дальше все произошло как в тумане. Мое тело мне больше не принадлежало. Это был кто-то другой, я клянусь. Я подошел к мальчику и подставил к его рту эту чертову банку. Ждал пока она не наполнится кровью.
Тем же вечером, Шейла рисовала картины. На них были дети, они стояли, взявшись за руки и улыбались. Красно-желтыми ртами.
– Роб счастлив, ― проговорила Шейла и закрылась в своей комнате.
С тех пор мы сменили больше пятнадцати домов. И всюду он находил этих детей, приказывая мне ездить по адресам и привозить ему краски… Шейла украшала картинами стены. Роб рос в животе и требовал больше краски.
***
Когда я повернул к приюту, мои руки перестали меня слушаться. Я увидел их. Десять мальчиков стояли на стадионе и делали зарядку.
Я захлопнул фургон и направился к ним.
Робу нужны друзья, в этом новом огромном доме слишком мало картин.
