Ночами завывал ветер. Точнее говоря – пел.
Как аргонавтам Сирены.
О чем хотел рассказать? Поведать какую тайну?
О том он говорил, кажется, что спрятана для меня где-то… жемчужина.
Так слышалось в его музыке. Так это мне понималось.
Чудилось, может быть. Но почему-то чудилось вот именно так. И даже не могу сказать, почему, но была уверена, что весть понимала правильно.
Убеждена была столь, что готова на всех парусах поплыть за этой жемчужиной! Хоть и намечают курс лишь намеки, принесенные ветром.
Откуда бы здесь взяться кладу жемчужному?
Да, рядом с нашей прибрежной морской гостиницей – таинственные места! Степи с древними капищами. Подводные, говорят, какие-то гроты в скалах. Заброшенная база ракетчиков. (Или, по слухам же, – не совсем заброшенная?)
И странные здесь водятся звери. Полуночные призрачные коты. Песчаные ежи, лисы мраморные. Носухи. Зевуны-полоскуны…
Но – ЖЕМЧУЖИНА?
И все же у меня сложилось полное впечатление: она говорит со мной.
Не постоянно, а лишь когда дует ветер.
И это не голос ветра – я понимаю теперь – а это были ее беззвучные призывания, так остро чувствовавшиеся при ветреных перерывах.
О да, она куда-то зовёт!
Ведёт.
Означивает этап, отрезок пути текущий. А потом – следующий…
Сейчас вот надо мне спуститься по лестнице, которая проходит сквозь башню.
А этой башне много веков. Когда-то ведь здесь было гнездо пиратов.
Вдруг призрак одного из них является передо мной и пытается преградить мне путь. Протягивает ко мне свою руку, желая меня схватить.
Нет, хуже: это и не рука – это культя, на коей надет зазубренный стальной крюк!
Но справа разворачивается пушка – или то призрак пушки? – она стреляет. Беззвучно…
Облако дыма…
Когда развеивается тот дым – нападавшего на меня больше нет!
Я глажу эту старую пушку, выравнивая дыхание.
То есть пытаюсь выравнивать.
И пытаюсь – гладить. Рука проходит насквозь, ничего не чувствуя!
Смотрю на ее металл. Но тут и пушка тоже развеивается как дым от произведённого ею выстрела.
Ступени уходят в море. Волны сбивают с ног. Чудом удаётся не ударяться об углы лестницы.
Вдруг по ноге под водой пробегает краб. Ночь кажется… чем-то странной!
Похоже, с горизонтом что-то не так. Но трудно понять, что именно.
Ступени резко заканчиваются. Плыву. Неторопливые волны бьют мерно в лицо и мешают разглядеть и понять, чем именно странна ночь.
Впечатление, что будто небо и море… сворачиваются в трубку!
Да, точно так!
Меня затягивает с неё! В эту трубку.
И вот какой-то хлопок.
И я уже не слышу ни шума моря, ни завываний ветра.
И будто бы на меня направлен прожектор!
Нет, это просто каким-то образом солнце вдруг умудрилось уже взойти. И море куда-то делось.
Шок.
Но вспоминается Иоанново, и позволяет несколько успокоиться: «И увидел я новое небо и новую землю. И моря – вот – уже нет»…
И я уже готова принять поменявшееся так резко. Только что я плыла в темноте и платье трепали волны. Теперь стою на свету без одежды на белом-белом песке.
Оглядываюсь в недоумении.
По всему: не очень-то приятное место! Колючая проволока понамотана на столбах. Позвякивает сама о себя на слабом ветру наподобие струн адской арфы.
Посторонним вход воспрещён. О том предупреждает скособоченная табличка, примотанная к столбу ограды все той же проволокой.
Аж вспомнился циничный анекдот атеистов.
Душа:
– Ой, а где я?
Ангел:
– В раю.
Душа:
– А почему колючая проволока?
Ангел:
– Так! Разговорчики в раю!!..
Но слышу совсем не это.
Я слышу:
– Стой! Стрелять буду.
И слышу звук передергиваемого затвора.
И оборачиваюсь на оный и наблюдаю… красноармейца.
Это КРАСНОАРМЕЕЦ именно. Сейчас таких уже не водится воинов. Пилотка, гимнастерка, трёхлинейная винтовка в руках. С примкнутым штыком. С тем самым ещё трехгранным известным русским, которого в эпоху царизма боялись турки!
Физиономия у красноармейца… степная. Узкие глаза производят впечатление хитроватого прищура. Хоть этот красноармеец и, по-моему, не хитер.
Он в нескольких шагах и достать его едва ли получится. Он раньше успеет выстрелить. Мосинская винтовка неповоротлива только с виду.
Поэтому и говорю певуче-миролюбиво ему:
– Стою.
Вижу, как у него в глазах расцветает мысль. И он, улыбнувшись от полноты ощущения пребывания в настоящем, ответствует соответствующе:
– Стреляю.
Ну тоже прям анекдот!
В его глазах умиление человека, который исполняет – сейчас – свой долг. Но старенькая винтовка даёт осечку.
– Вот так всегда! – говорит мне красноармеец. – Выдали ружьё – не стреляет! Пригнали посторожить, а жалование не платят. Поставили на довольствие – жрать дают через раз…
И смотрит выжидательно мне в глаза.
Но что мне ему ответить?
И он, ответа от меня не дождавшись, провозглашает:
– А шло бы оно тут всё!..
Скидает через голову ремень и втыкает винтовку штыком в песок. Он сыпучий. Уходит не только штык, но и ствол – по цевьё почти.
Да и красноармеец – уходит. Сплюнув.
И вот я осталась наедине с местом, в которое привелось попасть мне столь удивительным образом.
Усиливается ветер и сечет песком надпись. Которая на тему воспрещения входа. Дребезжит проволока…
