Степан вышел из ресторации, надел перчатки, щелкнув пальцами, подозвал извозчика. Смеркалось. Из подворотни лениво вышел черный кот и направился к Степану. Лошадь фыркнула. Внезапно она дернула экипаж вперед, резво переступив копытами по мостовой. Извозчик от неожиданности покачнулся на козлах, чертыхнулся и натянул поводья. Степан не успел даже глазом моргнуть, как кот в несколько прыжков оказался между ним и экипажем, остановился, нагло уселся на попу, задрал лапу и начал ее вылизывать.
– Тьфу, тьфу, тьфу, – Степан поплевал через левое плечо.
Он задумался. С одной стороны, Степан был крайне суеверен. С другой стороны, стоять, как дурак истуканом в ожидании, что кто-то пройдет между ним и экипажем, перетянув таким образом кошачье худое предсказание на себя, совсем не гоже.
Извозчик вопросительно посмотрел на задумавшегося пассажира. Степан вспомнил английскую примету, которая почитала, в противовес русской, черного кота добрым знамением, и смело шагнул к экипажу. Боковым зрением Степан заметил, как кот осклабился, выпучив на него зеленые глазищи.
– Тьфу, тьфу, тьфу, – вновь плюнул через плечо Степан, залезая в экипаж.
– Кудыть поедем, барин? – донесся до него голос извозчика.
– На кудыкину гору, – вырвалось у Степана непроизвольно. Он хотел поправиться и назвать свой адрес, но экипаж тронулся с места и так быстро поехал, что Степана начало бросать из стороны в сторону. Выпитый коньяк неприятно булькнул в желудке. Затошнило.
– Началось! – подумал Степан про дурное предзнаменование в виде черного кота…
Коньяк неприятно булькнул в желудке. Затошнило. Степан осторожно открыл глаза. Над ним «покачивался» потолок его собственной спальни. Не признать потолок было нельзя: на синем фоне блестели желтые звезды, а в углу «сидел» толстенький купидон, нацеливая стрелу точно в центр кровати. Потолок приводил в восторг дам, хотя по большому счету Степану он казался немного аляповатым. Хотелось более высокого искусства, но «выше» у работников сцены расположенного неподалеку театра нарисовать не получилось.
– Надо было, в самом деле, брать художника, рисовавшего портрет жены Остряковского, – в который раз подумал Степан. – А! Каждый задним умом мудёр! – философски изрек хозяин спальни и сделал попытку повернуть голову. Голова повернулась, но сильная боль пронзила переднюю часть черепа, прокатившись от лба к виску и зависнув там эдакой темной кляксой.
– Пафнутий! – крикнул, собравшись с силами, Степан.
Крик получился каким-то хриплым, не солидным. Главное, он вызвал очередной приступ тошноты, а «клякса» неожиданным манером вскарабкалась обратно на лоб, чтобы там растечься чуток и свалиться на висок в более черном виде.
– С добрым утречком, Ваше Благородие, Степан Аркадьевич! – грохнуло над ухом. Резко пахнуло чесноком и свежим луком. Коньяк уже не булькал, он девятым валом, прямо как у Айвазовского, накрывал Степанов желудок, пытаясь пеной идти изо рта на волю.
Внизу зазвонил колокольчик. Девятый вал резко превратился в легкий прибой.
– Поди, открой, – махнул рукой Степан Пафнутию. Чесночно-луковый запах уплыл в сторону, оставив после себя лишь слабое дуновение. Как, бывало, после посещения дамы, оставался в комнате легкий запах ее духов. Дамы уж нет, а неясным воспоминанием витает что-то сладкое в воздухе. После Пафнутия в воздухе витал менее возвышенный аромат, но сравнение пришло само по себе, вопреки логике и здравому смыслу…
Чеснок вместе с Пафнутием вернулся в комнату. Степан огромным усилием воли сел в постели, обнаружив на себе белую, помятую рубашку и черные, чуть менее мятые брюки. На одной ноге был штиблет. Второго в поле зрения не наблюдалось. Степан попытался скинуть совершенно ненужный в данной ситуации штиблет на пол, но безуспешно.
– Ну, кто там? – просипел Степан, прекратив попытки бороться с обувью.
– Может рассолу? – не ответив, предложил Пафнутий. – Свежий. Матушка вчерась засолила огурчиков с утра. Но есть и с прежнего, старого засолу. Какой предпочтете, Степан Аркадьевич?
Степан осознал, что готов принять немного рассолу, а не исключено и чуток коньячку. Опохмеляться следует тем же, чем в излишестве угощался накануне.
– Неси свежий, огурчиков, – в голове прояснялось, душа просила продолжения банкета, – коньячку, грибочков. Пирожки делала матушка?
– Делала. Как же не делать! С капусточкой, яичком, лучком. С мясом. Сладеньких тоже.
– Все неси! – скомандовал Степан, воодушевляясь все более. – И халат подай!
Он скинул несвежую рубашку, накинув на тело расшитый павлинами, шелковый халат.
– Так кто там звонил? – вспомнил Степан про нежданного визитера.
– Извините, Ваше Благородие! Сидит, ждет внизу. Вот карточку велел передать.
«Виссарион Бездуховный. Астролог, предсказатель будущего, таролог, рунолог. Спиритические сеансы. Работаю у вас дома или приглашаю к себе. Возможно гадание по переписке. Полная конфиденциальность», – прочитал на визитке Степан и хмыкнул.
– Наверное, накануне по пьяни пригласил, – объяснил он себе появление гостя. – Зови в гостиную. Да накрой на двоих, – велел Степан Пафнутию. – А который нынче час?
