Сюзанна; Фигаро заглядывает с таинственным видом.
Вся эта сцена должна идти с подъемом.
Сюзанна. Входи же, Фигаро! У тебя вид счастливого любовника твоей жены.
Фигаро. Можно говорить не стесняясь?
Сюзанна. Да, если не затворять дверь.
Фигаро. А к чему такая предосторожность?
Сюзанна. Дело в том, что известный тебе человек может войти с минуты на минуту.
Фигаро(с расстановкой). Оноре-Тартюф – почтенный лицемер Бежарс?
Сюзанна. Да, наша встреча была назначена заранее. Послушай, отвыкай ты прибавлять к его имени разные определения: это может до него дойти и помешать нашим замыслам.
Фигаро. Его же зовут Оноре!
Сюзанна. Но не Тартюф.
Фигаро. А, да ну его к черту!
Сюзанна. Ты как будто чем-то удручен?
Фигаро. Я взбешен.
Сюзанна встает.
Где же наш с тобой уговор? Помогаешь ли ты мне, Сюзанна, верой и правдой предотвратить большую неприятность? Неужели ты позволишь этому злобному существу еще раз обвести себя вокруг пальца?
Сюзанна. Нет, но у меня такое впечатление, что я вышла у него из доверия: он ничего больше мне не сообщает. Право, я боюсь, как бы он не подумал, что мы с тобой помирились.
Фигаро. Будем по-прежнему делать вид, что мы в ссоре.
Сюзанна. Но почему же ты так расстроен? Узнал что-нибудь новое?
Фигаро. Сначала припомним самое главное. С тех пор как мы переехали в Париж и с тех пор как господин Альмавива… Поневоле приходится называть его по фамилии, раз он строго-настрого запретил называть его ваше сиятельство…
Сюзанна(с досадой). Прелестно! А графиня выезжает без ливрейных лакеев. Мы теперь совсем как простые смертные!
Фигаро. Словом, ты знаешь сама, что с тех пор как беспутный старший сын графа погиб, поссорившись из-за карт, все у нас в доме совершенно переменилось! Каким хмурым, каким угрюмым стал за последнее время граф!
Сюзанна. Ну, положим, и ты глядишь букой!
Фигаро. Как ненавидит он теперь второго сына!
Сюзанна. Ужас!
Фигаро. Как несчастна графиня!
Сюзанна. Это великий грех на его душе.
Фигаро. Как возросла его нежность к воспитаннице Флорестине! А главное, как спешит он произвести обмен своих владений!
Сюзанна. Знаешь, мой милый Фигаро, ведь это пустая болтовня. Мне же все известно, так зачем ты со мной об этом толкуешь?
Фигаро. Не мешает лишний раз все привести в ясность – для большей уверенности, что мы понимаем друг друга. Разве для нас с тобой может быть еще какое-то сомнение, что бич этой семьи, коварный ирландец, который состоял при графе секретарем в нескольких посольствах, овладел всеми семейными тайнами? Что мерзкий этот интриган сумел заманить графа Альмавиву из тихой и мирной Испании в эту страну, где все перевернуто вверх дном, – сумел заманить в надежде, что здесь ему легче будет, воспользовавшись неладами между мужем и женой, разлучить их, жениться на воспитаннице и прибрать к рукам состояние распадающейся семьи?
Сюзанна. Ну, а я-то чем могу быть здесь полезна?
Фигаро. Ни на секунду не выпускай его из поля зрения, уведомляй меня обо всех его предприятиях…
Сюзанна. Да я и так передаю тебе все, что он говорит.
Фигаро. Гм! Все, что он говорит… это лишь то, что он находит нужным сказать! Нет, надо ловить каждое слово, которое у него невзначай срывается с языка, малейшее его движение, выражение лица, – вот где сквозит тайна души! Он обделывает здесь какое-то темное дело. В успехе он, по-видимому, уверен, так как, на мой взгляд, он стал еще… еще лживей, вероломней, наглей, – так нагло держат себя все здешние дураки, которые торжествуют, еще ничего не достигнув. Так вот, не можешь ли ты быть столь же вероломна, как он? Задабривать его, ласкать надеждой? Ни в чем ему не отказывать?
