1. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Глава первая: Анфиса
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая: Анфиса
Платье Светы мне жуть как велико.
Портниха охает и вздыхает, чуть не проглатывая шпильки, всплескивает руками и нервно подбирает то тут, то там, пытаясь скрыть очевидные недостатки.
Света выше меня.
У Светы длиннее ноги и больше грудь.
У Светы шире бедра.
Но Света сейчас далеко – не достать, не догнать.
Сестра, что же ты наделала?
Зачем ты так со всеми нами?
— Тушь потечет, - строго, словно генерал на плацу, командует мать. Подходит, резко и грубо, словно с куклой, опускает мои руки вниз, подальше от лица. – Тебе не стыдно сопли пускать?
Мне очень стыдно.
В мои-то двадцать шесть и с такими внешними данными вдруг отхватить самого Островского – это даже не удача. Это – чудо.
Чудо для всех нас, потому что меня предложили наобум, просто так, вдруг согласится взять взамен красивой Некрасовой – некрасивую.
Никто не верил, что согласится.
А Островский посмотрел на меня, как барин на вошь, покрутил пальцем, чтобы показала себя со всех сторон, и сказал: «Беру».
Даже для приличия не поторговался. Хотя мог.
Ох, Светка, зачем ты так со мной?
— Это никуда не годится! – вскидывает руки портниха и почему-то яростно трет и без того покрытые странными высыпаниями щеки. – Я просто… отказываюсь!
Мать медленно поворачивает голову в ее сторону.
Молча, как она умеет. Взгляд, от которого вянут цветы и замертво падают птицы. Вот так же она и на меня смотрела всю жизнь, потому что младшая «рожей не вышла», и у нашего бедного, но очень именитого семейства вдвое уменьшились перспективы снова заблистать в свете богатств наших с сестрой будущих мужей.
— Ты дура? – спрашивает мать, чуть не кроша несчастную портниху взглядом. – Ты знаешь, за кого она выходит замуж? Знаешь, что с тобой сделает ее муж, если хоть в одной газете напишут, что невеста Островского была «недостаточно элегантна»?
— Но я не… - лепечет несчастная женщина, боком подходя к небольшому возвышению посреди комнаты, на котором я уже битый час изображаю безмолвный манекен. – Я попробую, Инга Игоревна.
— Нет, милочка, - щурится мать. – Ты – сделаешь на совесть. И у тебя в запасе целый час. Один великий генерал говорил, что за шестьдесят минут можно начать и выиграть войну.
Ее любимая цитата.
Я слышала ее так много раз, что даже пыталась найти первоисточник, чтобы узнать, кто же выиграл целую войну всего за один час. Так и не нашла. И поняла, что мать просто все придумала. Но ведь куда интеллигентнее прикрывать амбиции чьими-то цитатами, чем говорить об этом от своего имени.
Мне так отчаянно хочется, чтобы она хоть раз оказалась в проигрыше, но и сегодня мать на высоте.
Когда портниха заканчивает, платье сидит на мне так, словно сшито на мою маленькую грудь и узкие плечи. Ничего нигде не топорщится, не выпирает и не вздувается. Кружева лежат на коже, словно приклеенные.
Мать отходит в сторону, обходит меня, осматривая, точно породистую кобылу.
Морщится.
Как обычно.
Для нее все недостаточно идеально.
Кроме Светланы.
Которая очень идеально вышла замуж и сбежала за пару дней до свадьбы c Островским.
— Неплохо, - выносит вердикт мать.
И это чуть ли не самая большая похвала от нее, какую я слышала за всю свою жизнь.
Так и хочется спросить, не распять ли себя в угоду ее планам на хорошую жизнь – может, хоть тогда на что-то сгодится и «паршивая овца».
Но я молчу.
Все уже решено.
Все уже не имеет значения.
Как сказал тот парень?
Я вздрагиваю, словно колючий январский ветер пробрался под кожу и выстудил кости.
«Ты нужна здесь только Деве Марии, детка. Христос, я слышал, родился глухим…»
2. Глава вторая: Анфиса
Глава вторая: Анфиса
Днем ранее
В храме холодно, словно в склепе.
Я медленно, на деревянных ногах иду по узкому проходу между ровными, словно под линейку, рядами тяжелых темных скамеек.
Мне страшно.
Мне так страшно, что хочется, как Света, бросить все и убежать. Далеко-далеко, в ту часть света, где я смогу забыть взгляд Островского и его это великодушное: «Беру!»
Отмыться бы, содрать с себя вместе с кожей. Залить в уши расплавленный свинец, да только все равно ведь останется в памяти сухой голос и пустой взгляд. Разве что немного голодный.
Разве мужчине под пятьдесят не должно быть все равно до… секса?!
Я закрываю глаза, прошу Бога простить меня за непотребные мысли в храме его.
Мне нужно помолиться. Сесть на скамью, собраться с мыслями и попросить себе еще немного храбрости. Своей уже совсем не осталось. Ноги, словно спички, выкручивает в обратную сторону, а в голове вертится заевшей пластинкой: «Это не твоя ошибка, не твой грех, не тебе за него на крест…»
А кому же еще?
Когда в семье голод – на убой пойдет даже паршивая овца.
Я останавливаюсь, когда замечаю прямо перед алтарем высокую мужскую фигуру.
Не сразу понимаю, почему испытываю прилив негодования – не все ли равно, кто пришел к Богу в тот же поздний час, что и я?
Но я пришла с просьбами, а этот – с сигаретой и бутылкой абсента. В свете свечей зеленая жидкость отдает желтизной первосортного яда.
Мужчина лениво, как будто ему невыносимо наскучила жизнь, подносит сигарету ко рту, затягивается и, запрокинув голову, выдыхает дым под потолок.
