Он свернул на Очард-стрит и посмотрел в окно именно в тот момент по чистой случайности. Ведь это запросто могло произойти неделю, месяц или даже год спустя. Но оказалось, что он сделал это в тот самый день.
Разумеется, когда-то ему все равно суждено было оказаться здесь. Рано или поздно, потому что, попадая в новый город, он прочесывал все его улицы до единой. Причем всегда начинал осмотр с твердым намерением строго придерживаться одной и той же схемы – проходить улицу от начала до конца, а потом пересекать квартал и возвращаться по параллельной, как покупатель ходит между рядами товаров в супермаркете. Но затем он попадал на перекресток, где что-то привлекало его внимание, и первоначальный план оказывался забыт.
И тот же казус случился с ним на Манхэттене, хотя из всех городов, которые ему доводилось посещать, именно Нью-Йорк в наибольшей степени подходил для методичного обследования, по крайней мере та его часть, что располагалась к северу от Четырнадцатой улицы, – четко распланированная решетка из улиц и авеню. К югу отсюда, стоило попасть в Уэст-Виллидж, Гринвич-Виллидж, Сохо или Китайский квартал, как возникал хаос, но это его нисколько не беспокоило. Уж ничем не хуже Лондона, Рима или Парижа и даже бостонского Норт-Энда, а ему понравилось осматривать все эти города.
Он свернул к югу на Очард-стрит с Деланси-стрит, хотя начал прогулку еще от угла Спринг и Малберри. Затем проследовал на юг до Гранд, на запад до Кросби, вернулся севернее на Принс, далее к востоку до Элизабет, к югу до Кенмар, потом опять стал перемещаться восточнее и долго двигался по Деланси, а добравшись до Очард-стрит, решил взять вправо.
Это была красивая улица. Не в смысле обилия цветов и фонтанов или пышных крон деревьев, обрамлявших ее по обеим сторонам. Не такая красивая, как улица Ваци в Будапеште, парижские Елисейские поля или Ломбард-стрит в Сан-Франциско. Нет, ее очарование заключалось в какой-то особой атмосфере и оригинальном историческом колорите. Узкая, с односторонним движением в северном направлении. Старые кирпичные доходные дома, из которых лишь немногие имели пять этажей, а большинство были трех– или четырехэтажными, возведенными полтора столетия назад. Эти здания, к фасадам которых лепились металлические скелеты пожарных лестниц, отражали псевдоитальянский стиль, столь популярный в середине и конце XIX века, с арками над проемами окон, с выступающими наружу каменными перемычками, с резными орнаментальными украшениями в виде листьев. На первых этажах располагались вошедшие с недавних пор в моду заведения: от стильных кафе до бутиков с дизайнерской одеждой. Хотя попадались и старожилы, более привычные и знакомые: магазинчик, торговавший разного рода униформой, агентство недвижимости, салон-парикмахерская, художественная галерея и лавка, продававшая чемоданы и дорожные сумки. Те, что были временно закрыты, как правило, надежно защищали опущенные стальные двери-жалюзи.
Он продолжил путь прямо посреди мостовой, не обращая внимания на проезжавшие мимо машины. Сейчас они не были для него проблемой. Уже давно он заметил, насколько лучше можно прочувствовать обстановку, если двигаться по проезжей части. Это давало наблюдателю несомненные преимущества. Ты мог смотреть вперед, по сторонам или даже совершить полный разворот на триста шестьдесят градусов – и снова окинуть взором то место, которое недавно миновал. Владеть всей полнотой информации о своем местонахождении и открывавшихся возможностях всегда важно.
Поскольку интересовался он главным образом городской застройкой – архитектурой, планировкой, инфраструктурой, – на людей, попадавшихся ему в пути, он почти не реагировал. И в разговоры не вступал. Ему, например, было совершенно не интересно поздороваться с рыжеволосой дамой, стоявшей на углу, с сигаретой. Он даже не пытался понять, какое послание окружающим содержит ее манера одеваться: кожаная куртка, мини-юбка и черные колготки, петли на которых словно намеренно спущены. Как не собирался он выяснить мнение спортивного вида женщины в черной бейсболке, стремительно пересекавшей улицу прямо перед ним, о перспективах «Янкис» в нынешнем сезоне. Сам он никогда не смотрел бейсбольных матчей и понятия не имел, что происходит в мире спорта. Точно так же он не узнал, почему большая группа людей с путеводителями, торчащими из карманов, сгрудилась вокруг некой дамы и внимает ее словам, хотя, как он догадывался, это была всего лишь экскурсия, а дама – гидом.
Добравшись до Брум-стрит, он приметил на углу симпатичный ресторан с небольшими белыми столиками и желтыми пластиковыми креслами, выставленными прямо на тротуар. Но снаружи никто не сидел. Плакат в витрине гласил: «Зайдите и согрейтесь!» Он приблизился и присмотрелся сквозь стекло к людям, пьющим кофе, работающим за портативными компьютерами или читающим газеты.
В ресторанной витрине он снова заметил отражение автомобиля, который попадался ему и прежде во время путешествий. Похоже, «хонда-сивик». Заурядная машина, если не считать какого-то прибора на крыше. Он уже видел ее неоднократно. И если бы не знал, что это в принципе невозможно, решил бы, что за ним следят. Выбросив подобные мысли из головы, он снова стал вглядываться в интерьер ресторана.
