Читать онлайн полностью бесплатно Петр Альшевский - «Постояльцы черных списков»

«Постояльцы черных списков»

А.  Тютра. «Отдел красивых писем». «Написано стильно. А некоторая брутальность, как перец». Д Саматов. «Простые великие рифмы». «Поэтичность во главе угла. Или я ничего не понимаю».

© Петр Альшевский, 2021


ISBN 978-5-0055-3216-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Он жил только во сне. Его дух бодрствовал только там – не во сне, как в промежутке между бесполезной явью, а во снах, как в месте своей настоящей жизни.

Во снах он не просто существовал: там он мостил Сарезское озеро золотыми перьями суровых грифов, овладевал на остывшей печи пухлой императорской дочерью и на голодный желудок брался за незаконченный реквием Моцарта. Доработав его при помощи божественных советов никогда не открывавших рта троллей, он опережал Фарадея и находил связь между светом и магнетизмом уже сам, приписывая эту заслугу лишь знаменитой корсарке Мэри Рид, пошедшей ради своего возлюбленного на заранее проигранную дуэль и силой развернувшую судьбу к себе лицом.


Исключительно в сновидениях он взбирался на горы Тайгета, чтобы принести в жертву Гелиосу-солнцу специально отобранных для него лошадей; переносил жестокие побои Искупляющей палкой и не отступал под яростным смерчем непобедимой конницы Такеда Сингена, продолжая чувствовать пряный аромат жизни: чарующую смесь тимьяна и миндаля.

И именно во сне он увидел, как, вдыхая аромат несвободы, распространяющийся в когда-то принадлежащем ему городе в строгих рамках геометрической прогрессии, святой Мимиан ощутил сладкое желание вернуть этим улицам их былое величие.

Сладкое одиночество желания.

Былое величие. Вернуть!

Ему нечего ждать от наступающей ночи. Скептицизм – это не его движущая сила, и, не проверяя покаянием истинность новозаветного писания, святой Мимиан в клочья разорвал свои ноздри.


Заявляя на святого Мимиана в полицию, некоторые горожане написали горячим гноем на полувековой бересте о безумии прежнего хозяина, не нашедшего себе лучшего применения, кроме как скандально нарушать нетленность установившегося в них покоя.

Полиция приехала на кастрированных верблюдах. Посоветовавшись с искусственным разумом коменданта, она решила не передавать святого Мимиана под опеку медлительного правосудия и отвела его за ему же воздвигнутый памятник, где он был запечатлен с пока еще стоящими крыльями и в походной треуголке так и не взявшего этот город корсиканца.

Два, три выстрела и все проблемы улажены: Святой Мимиан не роптал. После первой же пули он, по-кошачьи цепляясь за облака, уже возвращался на небо – следивший за Мимианом тактик за ним не последовал. Он кричал, сочувствовал, но по итогам событий той ночи перестал видеть сны.

Немного подождав их исцеляющего возвращения, он сознался себя в своей смерти.

Он умер.

Не насмерть, но умер.

Едва ли будучи Антоном «Бурлаком» Евгленовым

Неженатым, уравновешанным, когда-то родившимся в Царицыно мужчиной тридцати двух лет.


Бог любит всех нас. Самого Творца любят далеко не все – Антон Евгленов любил деньги; любил, любит и сколько бы Антона ни взывали опомниться, будет любить.

У него их немного, но он любит и те, что есть. Но сделать так, чтобы их стало у него больше, Антон «Бурлак» Евгленов осмысленно не желает. Не берется, понимая: если их у него станет больше, не хватит у него тогда на них любви. Пока их у него немного, любви у Антона Евгленова хватает, а когда станет больше, может, и не хватить. И он довольствуется теми, на которые у него достаточно любви: раскладывает на столе немногочисленные купюры и присыпает ее сверху покатой горкой из мелких монет.

Сидит, любуется, у Антона Евгленова ординарные мысли – совершенно не похожие на: «куда бы все это пошло, решись дева Мария на аборт?»; у Антона ровное дыхание, и ему уже не страшно продираться по пятам за смертью. Без капитала – с пороками… неунывая: сквозь бурелом жизни.

Его эта гонка.

Антона «Бурлака» Евгленова.

В июне он в бесславии, но не в бесчестии, живет за городом на природе. На крыльце у Антона Евгленова прогнила одна доска; он на нее наступил и почувствовал: меня не обездушишь… покойника не растормошишь, доска скоро сломается, а следом за ней что-нибудь сломается и у меня, она же сломается подо мной, сломается непременно; летая в космос прямо на кровати, Евгленов ее не меняет. В его жизни, за исключением этой доски, все складывается довольно неплохо, и «Бурлак» Евгленов отдает себе отчет: если я заменю эту доску, тем самым еще более улучшив свою жизнь, то в ней обязательно случится какая-нибудь гадость. Нарушится нынешнее статус-кво – хорошего в ней прибавится, но хорошее мою жизнь и покинет.


Я пошел по рукам – это санкционировала ты; прикоснувшись к прекрасному, я часто обращался за невралгической помощью и напивался в умат со своей ворчливой племянницей: не докручивай меня до конца. Ключ погнешь…

Что тут… ничего. Ногу Антон Евгленов все-таки сломал.

Собравшийся с силами товарищ попросил Антона поехать вместе с ним в магазин стройматериалов – суть дела у запальчивого экумениста Николая Семеновича Жакова так же касалось крыльца; он собирался украсить свое крыльцо витиеватыми балясинами, и Антон Евгленов был ему нужен для того, чтобы по мере возможностей поучаствовать в выборе. Кивком и советом – не дозируя их многолетнее знакомство.

– В моей жизни были разные женщины, – сказал неуверенно ведущий красную «Ниву» Николай Жаков, – но в прошлом году я ездил в Ленинград и завоевал уважение у одной сексапильной банковской служащей. Она привела меня к себе и стала возбуждать ногой: проводит ей по тому месту, откуда у меня обычно встает… tutti frutti, всему свой час… обоюдная любовь – это не то, что сплошь и рядом; в тот раз у меня ничего не встало: она же возбуждала меня ногой в коньке – от ужаса у меня все онемело, а она надевает пояс с пластмассовым членом…



Другие книги автора Петр Альшевский
Ваши рекомендации