Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Я – угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.
И тогда повеет ветер странный —
И прольется с неба страшный свет,
Это Млечный Путь расцвел нежданно
Садом ослепительных планет.
Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но все пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.
Крикну я… но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.
Николай Гумилёв. Память.1920
Когда собрался в дорогу, посмотри, не кружатся ли в небе над тобой птицы. (индейская поговорка).
Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится. От Матфея 23:12.
– Дон Хуан опять играет в прятки со своим прошлым. Слышишь, снова проклинает этого поганца, Диего Веракрус Кавальеро. И когда это всё кончится?! Надо позвать отца Мигеля, пока старик не схватился за пистолеты! Как станет стрелять, держись! Ну, брысь, паршивые птицы!
Большая и медленная, как сама земля, служанка Сабина раздражённо выплеснула содержимое бадьи в сухую канаву, где лениво трепыхались почти белые от пыли цыплята. Птицы с писком разбежались от поднятой волны тёмной грязи. Сабина не любила кричащее племя куриц, считая их порождением самой Тьмы. Поэтому попытка отравить жизнь хоть таким ничтожным созданием птичьего племени воспринимала, как достойное дело для истинно верующего человека. Пока птицы раздражённо оглашали двор своим бессмысленным клёкотом, а старый охотничий пёс полковника лениво их облаивал из тени большого дерева, кипариса, посаженного ещё дедом дона Хуана, Сабина ушла обратно в дом. На веранде остался только старый конюх, Методио, покачивающийся в гамаке, некогда сооружённым им же самим для детей дона Хуана. Дети старого полковника давно разъехались, кто куда, а Игнасио вообще погиб во время революции, в Трёхдневном штурме. Теперь Методио постоянно сидел в гамаке хозяев, и некому было прогнать его обратно в конюшню. Хотя и работы у него особенно не было. Дон Хуан никуда не выезжал последние лет пять, старый Элеганс помер в прошлом году. Остальные рабочие лошади были в ведении младших конюхов. Старик Методио поглядел на безоблачное, ярко-синее небо, под стать цвету купола церкви в Сан-Кристобаль. Даже одинокой птицы не было видно на небосводе, ни одного облачка. Всё замерло, словно ожидало чего-то, таясь от палящих лучей солнца. На всём протяжении горной страны, от Рио-Рохо1, чьи бурые воды несли в себе грязь с самых вершин, покрытых кое-где снеговыми шапками, до побережья Сатскеваль2, где много лет назад высадились предки дона Хуана, чтобы забрать у местных их землю. Хотя небосвод был ясен, а солнце жарило, словно разогретая печь Сабины, старый конюх ощущал приближение бури. Он всегда чувствовал это, даже когда был ребёнком. Колдун, называли его в деревне. Уникум, называл его дон Хуан.
– Сегодня старик умрёт. Или завтра. Такова воля Небес.
Он говорил эту фразу каждый день, и даже молодые конюхи, что родились во времена революции, уже не отвечали на его скрипучий голос. Все привыкли к его словам, считая их чем-то таким же обыденным, как ленивое ворчание старого хозяйского пса. Методио не боялся, что хозяин услышит его пророчество. Он давно уже ничего не боялся, даже самой Смерти. Спроси его, зачем ты повторяешь это изо дня в день, то старый конюх и не ответил бы, удивившись самому вопросу. Какое кому дело, что ты ищешь на этой земле, если после черты все одинаково попадают в место, откуда нет возврата? Так считал старый пастух, так полагали и остальные окрестные жители, кто постарше, а кто моложе, тем было всё равно. Старый полковник давно уже не был хозяином этих земель. Часть из некогда огромных владений предков дона Хуана давно уже забрали за ничтожную сумму, относительно их реальной стоимости, по суду. Крупнейшая горная компания, воспользовавшись советом умных крючкотворов из столицы, доказавших ранее, что Игнасио дель Васко-и-Дингадо, наследник, за день до своей смерти продал за триста эскудо3 земли к западу от Триехо, горный массив Лобо-Варго4, своему капитану Диего Алмерано. Его сын в свою очередь пять лет пытался получить хотя бы половину земель, но безрезультатно. Никакой местный судья не согласился бы признать пропитанную кровью бумагу, с неровным почерком, актом продажи наследуемых земель. Отчаявшийся наследник продал свои права на весь участок земли, поскольку считал иск бессмысленным, компании за тысячу эскудо и двух лошадей. Те надавили в столице, куда следует, и вот результат, в Наварре и Кетаско5, двух долинах Лобо-Варго, день и ночь работает почти полтысячи человек, сплошь пришлых, извлекая из горной породы столько золота и меди, что даже с учётом взяток и платы рабочим, компания получала свыше десяти тысяч эскудо. Эхо взрывов доносилось с гор, и к ним привыкли все, даже курицы. Как привыкли к новой железной дороге, построенной горной компанией. Вторая часть земель, плодородную долину Сантерра-де-соль
