Каогу, пятое гагарина. Сергей
Я уже делаю шаг к синтезатору, чтобы рассмотреть его тип, ну и наполнение базы, хотя учитывая, кто старший на корабле, ничего непривычного не будет. Прабабушкины блюда мы знаем с детства, и ничего вкуснее пока никто не придумал. И вот я уже делаю шаг, когда звучит сигнал… Или сначала появляется внутреннее ощущение пробуждающегося дара? Трудно сказать. Как и большинство мужчин в семье, я возвратный интуит, то есть чувствую только что-то связанное с собой или семьей, в отличие от обычных интуитов, не чувствующих именно эти вещи.
Я прислушиваюсь к своим ощущениям, когда внезапно оживает мой дар, буквально подталкивая в сторону рубки. И я бегу, конечно, ибо игнорировать дар – идея очень плохая, а пользоваться им меня учили даже очень хорошо. Вот поэтому я, не в силах, да и не желая сопротивляться, добегаю до дверей рубки, вваливаясь внутрь. Не замечая ни тетю Лилю, ни дядю Ли, смотрю на главный экран. На нем вращается какое-то небольшое тело, явно искусственного происхождения.
– Вот и Сережа прискакал, – слышу я голос дяди Ли. – Значит, не все так просто. Ну-ка, Каогу, сканирование объекта!
– Выполняю, – отвечает разум корабля, а я все внимательнее вглядываюсь в странное тело, чем-то похожее на овоид. Точнее, похоже оно на головку сыра, над которой потрудились мыши.
– Ты что-то чувствуешь, Сережа? – интересуется у меня тетя Лиля.
– Там… Кто-то важный… – я пытаюсь понять свои ощущения, но почему-то получается с трудом. Закрыв глаза, как учили, я пытаюсь представить образ, но появляется почему-то Аленка. Это котенок дяди Саши, ее совсем недавно спасли. – Это как-то связано с Аленкой, кажется.
– С Аленкой? – удивляется она, затем на мгновение задумывается, что-то затем поняв. – Внимание! Опасность для жизни ребенка!
Я аж подпрыгиваю, потому что это даже серьезнее, чем боевая тревога. Опасность для жизни ребенка – это абсолютный триггер. Именно поэтому сейчас наш звездолет приходит в движение, но ощущение опасности у меня только усиливается. Причем не для меня опасность, а для кого-то другого. И чем ближе мы, тем более нестерпимо это ощущение.
– Опасно! – выкрикиваю я. – Увеличивается… – объясняю тете Лиле.
– На борту фиксируется один живой, – откликается разум корабля, подтверждая слова тети.
– Каогу, гаси его электронику полностью и быстро бери на борт, – резко, отрывисто командует дядя Ли.
И вот в этот момент чувство опасности почти исчезает, что заставляет меня явственно выдохнуть, а тетя с дядей переглядываются. Я и сам понимаю, что это может значить, поэтому киваю ему, а он мне в ответ. Сейчас наш звездолет берет того маленького в трюм, вскрывая по всей длине, чтобы добраться до ребенка, в существовании которого все уверены.
– Мила, – вызывает тетя Лиля кого-то, видимо квазиживую, – распакуй детский аварийный комплект и иди в трюм. Возможно, у ребенка не было гравитатора, и тогда…
– Вас поняла, – слышится в ответ.
Если не было гравитатора, то это очень плохо. Кости, не привыкшие к нагрузкам, легкие, сердце, еще что-то. Если там действительно ребенок, то ситуация может стать критической очень быстро, так что тетя Лиля права. У нас тут не госпиталь – сплошные автоматы, поэтому нужно будет звать «Панакею» прямо сюда. Кстати, а где мы?
– А где мы, тетя Лиля? – интересуюсь я.
– Система Байюнь, – отвечает мне дядя Ли. – Конец зоны прямой навигации.
– Очень интересно, – киваю я с улыбкой.
Не всем же быть пилотами и навигаторами – сказанное мне выглядит как «много непонятных слов». Вместо того чтобы среагировать на мой саркастический ответ, дядя Ли выводит на экран справку о том, что он сказал, но мне пока не до того – дар тянет прочь, поэтому я просто разворачиваюсь, понимая, куда мне нужно.
– На борту обнаружен робот древнего образца, – сообщает трансляция голосом квазиживой. – Судя по позе на момент деактивации, робот пытался уничтожить ребенка.
– Правильно все Сережка почувствовал, – произносит дядя Ли. – Уже интересно.
– Еще как, – отвечаю я ему, продолжая движение, ибо дар не дремлет и никак не успокаивается.
Скользнув в кабинку лифта, указываю необходимость оказаться в трюме, а сам пытаюсь разобраться в происходящем. Мне почему-то очень важно оказаться рядом с ребенком, а вот отчего так – я не понимаю. Впрочем, учитель на уроках говорил, что так бывает, значит, просто опыта еще нет. Тот факт, что малыша убить хотели при нашем приближении, что-то будит в моих воспоминаниях. То ли деда рассказывал, то ли папа… Не помню, но это что-то важное очень. И вот тут, пока кабинка спускается, я вспоминаю последние трансляции – о детях которые.
Совсем недавно проходили две трансляции, одна типа «потерялся ребенок», а вот вторая очень страшная, там даже аудиторию ограничили, чтобы детей не пугать. В общем, во времена своей дикости Человечество делилось по народностям, и вот представители одних народностей ярко ненавидели представителей других, да так, что занимались всякими непотребствами – убивали, мучили, особенно детей. Почему-то тем, кто затем стал называться Отверженными, особенно нравилось мучить не просто детей, а именно девочек. Эта загадка и по сей день не раскрыта, возможно, какие-то намеки остались на Прародине. Ну так вот…
