Ну нормально. И где это я?
Темно. Пошевелить руками и ногами, вроде нигде так особо не больно. Попробовать сесть? Хм. А если позвоночник сломан? Ладно, вот и проверим. Подниматься осторожно, чтобы лоб не расшибить, если я в каком-нибудь ящике. Или в трубе. Нет, лучше не думать о таком, и без этого сердце колотится так, что сейчас не выдержит, а желудок уже начинает скручивать.
Села. Значит – какое-то помещение. С вертикальным положением лучше не рисковать.
Вот что болит – так это голова. По которой меня приложили посреди улицы чем-то тяжелым. Иду, и тут удар.
Трогаю макушку. Больно, елки! И шишка здоровая. Как в мультике. Но пока мой мультик какой-то страшный.
Интересно: подавать голос или не подавать? В одном триллере маньяк отрезал жертве язык, чтоб не звала на помощь, а потом и с голосовыми связками что-то сделал. Но вокруг ни шиша не видно, даже ползти куда-то – нет смысла, я вообще не знаю, есть ли тут дверь (люк, крышка). И не случится ли на моем пути граблей, битого стекла или оголенных проводов, вариантов много.
А-а-а.
Так, дыши, дыши. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Бояться не надо. Я не боюсь. Надо смотреть, что делать.
И, видимо, все-таки звать. Но не на помощь. Злить плохих людей нельзя.
– Здесь кто-нибудь есть? – хриплю я.
Нет ответа. Я откашливаюсь так, что должны были бы проснуться все злодеи. И теперь уже кричу достаточно громко:
– Эй! Кто-нибудь!
Громкий ржавый скрип – и в стене образуется светлый прямоугольник. А в нем силуэт человека. Немаленького такого человека.
– Я тебя слышу, слышу, – стариковский голос. Как будто тут надоедливый внучек в сотый раз дедушку отвлекает от важного дела. Дедушка не сердится, но уже подустал.
– Слышу, говорю, – повторяет он.
Судя по спокойному тону – он меня сюда и притащил. Да уж. Как в анекдоте: «Ну, я услышал. Легче стало?»
Щелк – включился яркий свет. Я зажмурила глаза.
– Тебя как зовут?
– Маша, – на всякий случай солгала я.
– Вот и хорошо. А я …вот как бы ты меня назвала?
Ничего себе вопросики.
Я открываю глаза и несколько раз моргаю. Передо мной – коренастый пожилой дядечка с усами, в клетчатой кепочке и в коричневом костюме в полосочку. Я видела фотографии своего прадеда – у него такой же костюм был. Ну, или похожий. А дядечка мне напоминает завхоза из какого-то старого фильма.
– Петрович, – брякаю я и пугаюсь до испарины. Сейчас как треснет еще опять по голове, а то и чего хуже сделает.
Но лицо дядечки расплывается в улыбке:
– А мне нравится! Вот так и будем жить: Петрович и Маша. Не-не-не, не подумай никаких глупостей, я ж не маньяк какой этот ваш сексуальный. Ты тут для работы нужна.
Хоть какое-то облегчение.
– А что за работа? – осведомляюсь я по-деловому, подаюсь вперед и только что рукава не закатываю.
– Нужно будет куколкам помогать. Чинить их, одежки порванные зашивать. Искать детали на складе, я все покажу.
Ясно: какая-то подпольная фабрика.
– Хорошо. Покажите рабочее место.
Петрович смотрит на меня удивленно-одобрительно:
– Говорил же я им – покладистую найду! Не все плохие, не все. Идем.
Я поднялась, размяла затекшие ноги. Петрович не нервничает, ждет, – хорошо, значит – не разозлила его. Пере выходом осматриваюсь. В комнате пусто, если не считать матраса в углу и чего-то навроде кладовки метр на метр с закрытой дверью. Мог бы, кстати, на матрас меня положить, а не на холодный пол.
А вот соседнее помещение оказалось настоящей мастерской. Краски и кисти, отдельная ванночка с мягкими мочалками и душистым мылом разных сортов (я понимаю, что иногда куклу надо помыть, дети же и разрисовать додумаются, но такой набор, по-моему, уже слишком), швейная машинка, бесконечные наборы нитей и много-много образцов тканей.
– На любой случай! – Петрович гордо обводит руками пространство. – Все для куколок!
– Мне будут приносить их? – спрашиваю, чтобы что-то спросить, пока оглядываюсь по сторонам.
– Нет, зачем же приносить. Они и сами придут.
Как говорится, придется соглашаться с каждым словом вплоть до прихода санитаров! Я киваю и говорю:
– А что в ящиках? Можно?
И подхожу к ящикам на полках. В них лежат детали для кукол, в основном руки и ноги. Вот только…
– Слушайте, но это же не для кукол: такие огромные! Вы, наверное, имеете в виду манекены? Причем для каких-нибудь серьезных… мероприятий. Очень, очень большие манекены. Метра под два.
– Нет-нет, – смеется в усы Петрович. – Самые обычные куклы. Просто здесь, у нас, они… как это сказать?
– Раскрываются, – ляпаю я наобум, понимая, что ничего не понимаю.
– Вот! Правильно! Раскрываются!
Петрович выдыхает с облегчением. Подходит к ящику, гладит пластмассовую руку, лежащую сверху. И говорит:
– А если боишься, что не справишься с вкручиванием-выкручиванием, так это тебя никто делать и не заставит. Ты знай подбирай детали да с одежками возись. А чинить – другие будут. Они, собственно, тут и командуют. Сейчас придут, тебе покажутся.
Я не сразу поняла, кто это вошел в помещение. Голые люди? Инопланетяне?
Один из «инопланетян» резко повернул ко мне голову, и стало ясно: живые существа из плоти и крови двигаются совсем не так, как они.
