***
Если бы тогда у меня спросили, что я ненавижу, я бы не сомневалась ни минуты: математический анализ. Интегралы по замкнутому контуру, пределы и теоремы Коши. Я бы скривила рот и с упреком посмотрела на того человека, который задает такие нелепые вопросы. Как вы можете мне об этом напоминать?!
Возможно, я была глупа, если ничего не понимала в математике. Возможно, я была всего лишь ленива. Результат один – каждая пара математического анализа была равносильна пытке, которой невозможно избежать. Любой человек, кто учился на физическом факультете, понял бы меня без лишних слов, как только я назвала бы имя преподавателя. О нем не расскажешь в двух словах, не хватит двух абзацев и даже двух страниц. Его все любили и ненавидели, боялись и уважали, хотели избить в темной подворотне и многозначительно протягивали «Ооо», как только речь заходила о нем. Я не относила себя ни к одной категории, я боялась не его самого, а его ко мне отношения. Кажется, он невзлюбил меня с первого взгляда, с самой первой пары, когда я еще отвечала на простые вопросы и без проблем могла домножить на сопряженное выражение. Он смотрел на меня снисходительно, молчаливо в чем-то упрекая. Он не верил мне, когда я пыталась соврать о причинах опоздания или прогула, ни разу не делал поблажек, никогда не шутил со мной, как со многими другими студентами. Чаще всего, он вообще не обращал на меня никакого внимания, вызывал к доске реже остальных, но если это вдруг случалось, те пятнадцать минут я могла помнить неделями.
– Зачем тебе высшее образование? – спрашивал он. – Ты будешь торговать на «Центральном рынке», продавать огурцы.
Мне нечего было возразить: да, я практически ничего не понимала в математическом анализе и каждый день жалела, что поступила на этот факультет. Возможно, мне стоило пойти учиться на учителя русского или английского языка. Возможно, я была бы неплохим журналистом, но физика – точно не мое. Иначе стал бы он при всех сравнивать меня с эталоном тупости! Это было обидно до слез, но я молчала, я тогда совершенно не умела высказать вслух свои эмоции и конструктивно ответить на критику. Я мечтала забрать документы и пойти учиться в какой-то другой ВУЗ, но одновременно боялась, что меня отчислят. Владимир Федорович пытался сделать это трижды, но всякий раз за меня заступалась замдекана. Понятия не имею, почему она так мне симпатизировала и делала все, чтобы мне помочь. Меньше всего я была похожа на человека, который стремится получить диплом физического факультета. Вообще, мои однокурсники делились на две категории: одни были помешаны на физике, а остальные – aна водке. Я же не могла отнести себя ни к тем, ни к другим, но общалась больше с последними. Ночные клубы, посиделки у Вадима на даче и веселые истории впечатляли меня намного больше, чем теорема Больцано-Вейерштрасса. Я была влюблена в парня, который разбирался в физике не намного лучше меня самой, но мне это было не важно: я лежала у него на коленях, и он заплетал мне косы и рассказывал про родной город с теплым восточным названием.
Эту историю очень сложно рассказать с нуля, особенно теперь, когда начало ее в далеком прошлом. Так же сложно, как рассказать что-то про человека, который дал ей толчок. Теперь прошло слишком много времени, ровно десять лет, а я до сих пор не знаю, как к нему относилась. С уважением и осторожностью, наверное. Я смотрела на него с подозрением, он как будто был похож на человека, с кем я давно знакома. Но в действительности ни его черты лица, ни походка, ни мимика и манера общения не напоминали никого из знакомых мне людей.
– Он ужасен! – возмущалась моя подруга Даша, когда мы ехали домой в холодном троллейбусе. – Олина подруга рассказывала про него такие вещи, что я не могу спокойно сидеть на парах! Меня передергивает!
Странно, но я бы и не подумала такого о Даше, которая прекрасно разбиралась в математике и физике, а если и не разбиралась, то просила помощи у тех, кто в этой области был практически экспертом.
– Думаю, он никого не отчислял без оснований, – возразила я.
– Не в этом дело! – подруга заметно злилась. – Однажды эта девочка (она староста) пришла к нему в кабинет, чтобы разобраться с расписанием, и знаешь, что он делал?! Он приставал к ней!
Я пожала плечами. В моем воображении эта картинка никак не монтировалась с известной реальностью. Разве разумный человек в таких годах стал бы приставать с недвусмысленными намеками к двадцатилетней девушке, которая, пусть и очень умна и, может быть, хороша собой, но настолько скромна и сдержанна, что это, пожалуй, близко к чопорности.
– А что, если бы это случилось с тобой?!
– Со мной бы такого не случилось, – рассмеялась я.
– А если бы случилось? – не успокаивалась Даша.
– Думаю, я бы нашла подходящие слова, чтобы выйти из положения, – заверила я подругу.
***
В день последнего экзамена по математическому анализу все складывалось необычно с самого утра. Я ела на завтрак манную кашу, что само по себе уже наводило на мысль о том, что день не задался. Была слишком мокрая погода для середины января. Я переживала, хоть и знала, что «тройка» – максимум, на что могу рассчитывать. Но по-настоящему нервничать я начала, когда Вася, мой однокурсник, достал из портфеля бутылку водки и торжественно поставил на середину стола. Следом за ней появилась бутылка хорошего коньяка, и по реакции одногруппников я поняла, что единственная, кто не в курсе об этой затее. Еще бы, меньше нужно было прогуливать! Шампанское и ряды ярко-зеленых стаканчиков. Мне было не по себе и хотелось уйти. Я не хочу ввязываться в эту авантюру! Моя паника достигла предела, когда Владимир Федорович зашел в аудиторию и, увидев этот натюрморт, наорал на нас, обвиняя во взяточничестве и нарушении общественных норм. Я совсем ничего не помню теперь, кроме того, что он позволил нам списать, а после такого своеобразного экзамена мы сели отмечать старый новый год и наше прощание. Все были заметно пьяны, рассказывали интересные истории и пели хором русские народные песни, смеялись и даже жалели, что курс математического анализа подошел к концу.
