Я крещён в Князь-Владимирском храме
просоветским устоям назло
(слава бабушке крёстной и маме!),
чтобы в жизни почаще везло.
Только детский серебряный крестик
был игрушкой в ребячьих руках
и потерян с цепочкою вместе,
(а, быть может, пропал в облаках?..)
Я не верил в заоблачность неба —
в высь святую по имени Бог.
Божью плоть – суть блокадного хлеба —
я вкушать в свои годы не мог.
Разбудил меня звон колокольный
по-над скорбью кладбищенских плит,
растекаясь по тропке окольной
в стороне от тех мест, где залит
светом мир. Он души не коробил,
он входил, выправляя её,
манускриптом могильных надгробий
в замиравшее сердце моё.
И смеркаться свет начал безбожный,
отойдя от меня на версту,
мир бездушный, жестокий, тревожный,