(мои планы на жизнь и почему они изменились)
Я родился в сельской семье и был единственным сыном у папы и мамы. Рос я обыкновенным мальчуганом, иногда озорничал с детворой из соседних домов, а так, был довольно-таки спокойным и послушным ребёнком. Мама работала на ферме с утра до позднего вечера, в рабочие дни мы виделись с ней мало, я начинал за ней скучать, а на выходные с радостью помогал ей по-домашнему хозяйству, лишь бы подольше побыть рядом. Когда вспоминаю то счастливое время, проведённое рядом с мамой, я пытаюсь представить её такой, какой она была в то время. Но все мои тщётные попытки, в ясности увидеть черты самого дорогого и любимого существа, ограничиваются смутными видениями. Пытаясь рассмотреть всё особенно, до мельчайших подробностей, я представляю её карие глаза, с едва заметными морщинами, выражающие всегда одинаковую любовь и доброту. А на фотографии, пожелтевшей от времени, я вижу её счастливую улыбку гордый взгляд, короткие вьющиеся волосы.
Фотографии папы у меня не сохранилось, но зато помню, с каким интересом проводил с ним время. Я любил наблюдать, как он отвёрткой ремонтировал разные электроприборы, при этом тихо насвистывал весёлые мелодии и, поглядывая на меня, приветливо подмигивал глазом, а когда точил ножи на крутящемся абразиве, мне было интересно смотреть на струившиеся от стали оранжевые искры, напоминающие праздник Новый год с бенгальскими огнями. Ещё, мне нравилось ходить с ним на рыбалку, правда, я не любил просыпаться на заре, но зато всякий раз, когда мы уже спускались к реке, что тихо протекает внизу за нашим огородом под обрывом, я с любопытством прислушивался к звукам окружающего ночного мира и открыл для себя величайшее открытие. Ещё с раннего детства я воображал, что когда ложусь спать, вместе со мной погружается в сон и весь окружающий меня мир, что ночью всё окутывается мраком. Все формы живой и не живой материи оживляются лишь только в том случае, если я обращаю на них внимание, когда просыпаюсь по какой либо причине, но вскоре засыпая, я снова перестаю видеть эти формы и они так же, в свою очередь, снова погружаются во мрак. Бывало, я долго не мог заснуть от большого прилива несообразных мыслей о моём существовании и моей связи с окружающим миром, но мой наивный рассудок, на все возникающие вопросы, ответа так и не находил. Я тогда долго всматривался в тёмный угол моей комнатушке, пока мой ум не начал мутнеть, а в моём воображении не начали рисоваться параллели из царства снов.
Но в отрочестве как-то, лежа в постели, я вспомнил вдруг, что сквозь сон не раз слышал лай собаки, мычание коровы и некоторые другие звуки, доносящиеся из глубины деревни. Мой разум тут же осенился свежим открытием и чрезвычайно новые и ясные рассуждения прилили мне в голову с такой свежестью и силой, что я принужден был встать с кровати и подойти к окну. Внимание моё было обращено зияющему полотну ночной деревушки, то есть, распростёртому куполу звёздного неба озарённого серебряным светом луны, проглядывающей сквозь острые гребни чёрных крыш домов и крон могучих тополей, редкие ночные фонари кое-где видны с жёлтыми ореолами, за открытой форточкой слышится стрёкот множества сверчков. Моё новое открытие довело меня до такой глупости, что я несколько раз закрывал глаза и резко открывал, надеясь врасплох застать пустоту, но ночной мир не изменялся, никаких парадоксальных явлений не происходило, лишь лунный диск уходил куда-то в сторону. Значит, в своих прежних взглядах я ошибался. Моё мировоззрение изменилось в убеждении, что все живые и не живые материи, составляют сложный механизм, а я являюсь лишь мелкой живой частичкой его; и каждая эта частичка, живой и не живой материи, выполняет свою функцию круглые сутки, отсюда вывод, что окружающая меня природа продолжает жить даже в моё отсутствие. С этим открытием в мой разум начали впиваться новые вопросы, да с такой живительностью, что непременно захотелось знать о своём назначении, но они предлагались мне в такой высокой ступени, что наивный ум мой, не был способен уяснить их. И что в детстве, и что в отрочестве, мне хотелось спросить ответа у папы, но почему-то никогда не решался, стеснялся, что для него подобные разговоры окажутся глупой детской затеей. От отвлечённых рассуждений я быстро уставал и откладывал их на потом, да они и сами по себе всегда рассеивались с появлением первых лучей солнца, ослепительно золотивших контуры лиловых облаков, висевших над горизонтом. А отец, мне навсегда запомнился темноволосым с усами и загорелым продолговатым лицом.
Счастливое невозвратимое детство сменилось юностью, где я хорошистом закончил восьмилетку и профессиональное училище, что здесь в райцентре; вдобавок к этим знаниям, я с интересом перенял у отца профессию комбайнёра и готов был начинать самостоятельную жизнь, оставалось пройти срочную военную службу.
