Мы были женаты почти год.
Жили хорошо.
Жена оказалась милой, нежной, внимательной и ласковой женщиной.
Я ее очень любил.
Она меня тоже.
Но однажды, в дни ранней весны, я стал замечать в ее поведении некоторые странности. Она сделалась рассеянной, задумчивой и тихой, подолгу и почти бессознательно перебирала вещи и предметы на полках и в шкафах. Зачастую, разговаривая со мной, она вдруг переставала меня слышать.
А ночами…
Ночами с ней стало твориться что-то невероятное.
Ей постоянно хотелось любви.
И при этом она стала требовать все большей и большей откровенности. Да и сами любовные игры стали жестче, все чаще и чаще переходя грань дозволенного ранее.
Что-то с ней происходило.
Но что – я понять не мог.
Явных конфликтных причин для того, чтобы задавать вопросы, не было.
И я не задавал.
И ни о чем не просил.
Попросила она…
Заговорила она об этом в пятницу вечером.
Говорила, отвернувшись от меня к окну. Говорила, что соскучилась по подругам и знакомым, по тихому городку, по какой-то тёте Дусе.
Я выслушал ее и в душе даже обрадовался: «Ах вот в чем причина ее странностей – ностальгия», – и с готовностью ответил:
– Так в чем вопрос? Съезди!
Заодно и уточнил – куда.
«Ностальгическим» тихим городком оказался поселок городского типа, где жена училась четыре года в текстильном техникуме и жила в общежитии. Об этих годах ее юной жизни я знал очень-очень мало, хотя познакомились мы через несколько месяцев после ее отъезда из этого городка.
Как оказалось, съездить туда она хочет только со мной.
– Почему? – спросил я.
Конец ознакомительного фрагмента.