Он поднял голову, открыл глаза, но ничего не изменилось. Потому что и не могло измениться. Ни одна деталь: ни серые, идеально гладкие стены, ни потолок, ни пол – ничего. Все было и есть одинаково, точно скопировано с единого образца. Все однообразное. Бледно-серое. Одни параметры, одни внешние данные, одно строение, один состав. Даже светильник на потолке, бледный, невзрачный, дающий свет пасмурного дня, остался прежним.
Неудивительно.
Что могло измениться за секунду?
До этого он просто прикрыл глаза. Автоматически, но не устало. Он сидел прямо на податливом полу. Лопатки чуть продавили такую же не слишком твердую стену, углубились. Более-менее удобно. Он ничего не делал и ни о чем не думал. Зачем? К чему мысли? Внутри царил покой. Не просто покой, а пустота, особая пустота, когда все мысли, чувства и ощущения бездействуют. Они замерли, и кажется, что их нет вовсе. Это умиротворение. Холод. Очищающий холод.
Он ждал.
Он знал, что будет делать дальше. Все уже спланировано и продумано. Все предусмотрено. И будет именно так, как он задумал. Беспокоиться не о чем. Все просто. Он справится. Выполнить задуманное – пара пустяков, нет ничего проще. Обмануть, подчинить этих недоумков, беспомощных идиотов, возомнившими себя всемогущими героями, он сможет. И как сможет! А потом просто ликвидирует. Не зря же его замыслы этой мелочью не ограничиваются.
Особо защищенный, современный и надежный, некрупный, но мощный авиатранс, в просторечии и на старый лад – самолет, летящий спецрейсом, профессиональный экипаж плюс специальный отряд высшей подготовки в качестве охраны. И все это организовано, собрано, направлено для него и из-за него. Чтобы доставить к месту назначения. Разумеется, в полнейшей изоляции, исключая все виды контактов во время перелета. Во избежание непоправимого. Даже вкололи дозу концентратов, чтобы не возникло необходимости давать пищу.
Его боятся. Не все. Но те, кто более-менее осведомлен – боятся точно.
Только вот жаль – недооценивают. Хотя чего жалеть? Им же хуже. Изучили некоторые из его возможностей, пытались проникнуть глубже, анализировать. Сделали все, что могли. Поняли то, что им дано было понять. Составили общий психопортрет, сравнили со стереотипами. Присвоили звание – особо опасный рецидивист. Приняли меры. И, в сущности, все. Им и невдомек, что у него превосходные способности к самоусовершенствованию. А вот в какую сторону продвигается это усовершенствование – вопрос относительный. Каждый оценивает его по-своему.
Главное, он становится могущественнее. Пусть, по некоторым меркам, медленно, но, по крайней мере, гораздо быстрее любого обычного человека. Большинство людей почему-то никак не хотят понять: они представляют собой ту форму жизни, которую не без основания считают венцом творения. Возможности, заключенные в них, пропадают даром, гниют, погибают в деградирующем сознании. Многие не могут и не хотят понять того, что заложено в них изначально, довольствуются теми десятью процентами деятельности мозга, которые доступны на уровне сознания. Остальные девяносто – уже на уровне подсознания, то есть, чтобы начать использовать их, нужно очень хорошо поработать над собой. Но, как говориться, каждому свое.
Помещение-клетка имеет форму куба. Мягкие стены прочны. Ни малейшей лазейки. Почти абсолютная герметизация. Даже система подачи воздуха была автономной, не связанной с основной. Словом, сбежать отсюда невозможно, – невозможно без помощи извне. Стены, понятное дело, голыми руками не пробьешь. Правда, если очень постараешься, задействуешь разом все резервные гипервозможности организма и сознания, тогда… но этот вариант сейчас не подойдет. Он пригоден лишь в крайнем случае.
А дверцу можно открыть, только зная код. Код, в свою очередь, нужно вводить снаружи… Система сигнализации и электрозащиты тоже отключается при помощи кода, который меняется перед каждым рейсом. Его знают только члены отряда.
Поэтому остаётся одно. Просто ждать.
Но вот среди пустоты и тишины вдруг что-то всплыло, и он чуть-чуть насторожился. Кажется, кто-то идет. Идет к камере. Останавливается. И равнодушно проходит мимо.
Джимми Вонг прищурил и без того узковатые глаза, всматриваясь куда-то в пустую даль. Он частенько любил вот так вот вглядываться в неопределенном направлении, когда это позволяла обстановка, выискивать что-то в пространстве, будто преследуя одному ему видимый объект. Однако привычка не мешала работе. Это внешне он выглядел далеким и отрешенным, на самом же деле он был внимателен даже сейчас.
Впереди маячило одно и то же – небо. Не то обычное небо, не то, что видно с земли. Это был океан, воздушный океан. Он манил его всегда, как и тот океан, который разлился внизу.
