На далеком Таймыре, поблизи Енисея
Средь снегов лесотундры и ночного сиянья
Создала уголочек Зимняя Ворожея
Тихой дивной природы на двух речках слиянья
Создала ель с березкой, сизый куст голубики
Вдоль тропинки оленьей разбросала брусники
Завывание ветра и морозную стужу
Звезд огромное небо отражавшихся в лужах
На деревья садила белых сов, серых чаек
А вдали рисовала волков с лисами стаи
Здесь песцы и олени солнца круг провожают
Бурундук с лаской хищной его летом встречают
Ночью солнышко светит летним теплым июлем
А зимой только месяц освещает путь вьюге
В речке бурной прозрачной, на Хайнтайском пороге
Щука с нельмой искристой ждут тайменя с дороги
Он ходил подалеку, на реку Горбиачин,
в Кулюмбе ночевал, видно тоже рыбачил
Расстилала ковры из жарков рыжеватых
В них саранки склонились как в красе виноваты
Иван чаем укрыла все луга вдоль дороги
Гвозди пижмы воткнула сладко пахнущих медом …
А в лесу всех богатств не собрать и не счесть
Здесь черника, брусника, княженика здесь есть
Под осиной и елкой шапки красных грибов
Кличут семьи масляток пришлых всех грибников
Рисовала, лепила, расставляла, водила,
Успокоилась будто, прилегла на минутку
«Ах! Я что – то забыла», – вскрикнула Ворожея
«Кто все это увидит, что я все здесь содеяла?»
Позвала на подмогу добрый дух человечий
Отдала блага эти от себя, по – сердечьи.
Помогла речку бурную в три хлопка укротить
Укрывала от вьюги, чтоб жилье смастерить
Вот с тех пор речка ловко добывает тепло
Люди трудятся славно, раздавая добро
Наловчились рыбачить на озерах, ручьях
И добычу приносят на Буранах в санях
После трудной недели собираются вместе
На гитаре играют, стихи, шутки и песни
на столах сугудай, малосол, строганина
И макала из пульпы, юкола, солонина
Лыжи, сети, капуста там в сарайках хранятся
И пушистые лайки у подъездов резвятся.
На девятом карьере на Зарнице сражались
Там же взрослые в мае на лыжню собирались
Имена наши выбиты вечно на скалах
Снежногорск вот чем память и слух наш ласкает
На далеком Таймыре есть родной городок
Где в любую погоду там горит огонек
Там сердца все родные, все живое кругом
Там мой, твой, Ворожеи, там наш северный дом.
Снежногорск развивался и рос вместе со мной и моими одноклассниками. Он становился для нас огромным и в свое время маленьким, мы взрослели, наши истории пополнялись яркими впечатлениями, мы становились все более известными.
Итак, все по порядку про наши Подснежные истории.
Начало взрослой школы
Переход во взрослую школу был в четвертом классе. Но волей судьбинушки моей, я была отправлена на каникулы к бабушке без родителей* и к 1 сентября меня никак не могли забрать домой. Время тянулось очень долго, я понимала, что там (дома) происходят невероятно интересные вещи – и новая школа, и новые уроки, и новые учителя, а уж что там в моей любимой музыкалке!
У бабушки мы убрали весь огород, выкопали картошку, собрали ее в мешки, убрали капусту, я так старательно во всем этом участвовала: выбирала из земли картошку в ведра, таскала по одному кочану капусту в погреб.
Я была настолько легкой, что могла сидеть на стволах капусты, которые торчали из земли после среза с них кочанов. И вроде бабушка откормила за лето, но вес видимо я не набрала. Про откорм бабушкин всегда была отдельная летняя история. Я же ввиду своей специфической болезни (врожденной язвы желудка и двенадцатиперстной кишки) не ела совершенно, как ни заставляли меня ни дома ни в саду или в школе, есть у меня не получалось. В школе приходили по очереди родители из родительского комитета и дежурили в столовой, смотрели как все едят, потом позорно или уже привычно озвучивали, что «Таня Терехова опять не ела», все это докладывалось родителям и я в очередной раз дома получала нагоняй. Когда меня привозили к бабушке, первой фразой что я всегда слышала от нее: «Господи, опять худючую как палку привезли. Что ж это такое? Не ребенок, а доска!». Дальше больше – в первый обед и ужин в меня старалось впихнуться все что я любила и в принципе это было вкусно, но очень много и приготовлено из других продуктов (на север возили все не такое, как в последствии я узнала взрослой – все из-за границы, мясо, например, всегда возилось только замороженное), как следствие в первую же ночь у меня начиналось несварение желудка. И это означало что я будила бабушку и дедушку, разводилась трехлитровая банка воды с марганцовкой (сейчас мне кажется, что она заготавливалась с вечера))), все выходили в веранду, передо мной ставилось помойное ведро, из банки наливалась много раз розовая вода в чашечку и шла промывка желудка. Я не знаю почему каждый год эта церемония повторялась, но видимо постоянство – конек моей семьи. На следующий день я естественно не ела, только грустно смотрела на тарелку с картошкой, курочкой и салатиком… А бабушка приговаривала: «Что ж это за дытына такая, исты не кушае!» (моя бабушка была русской, а дед, который погиб на войне в 1942 году, украинцем, вот он бабушку привез из под Кирова на Украину, и прожила она там все сознательную жизнь, а чисто по украински говорить так и не научилась, вот такая речевая смесь «исты» /«кушать», «воробец» – комбо из воробей (русск.) и горобэць (укр.), «гелка» – комбо из «гилка» (укр.) и «ветка» (русск.) и т.д.).
