Зеленая юбка стала последней каплей. Эту юбку я никогда не прощу. Следы грязных лап на свежевымытом полу, перерытые и вытоптанные грядки, безнадежно испорченный пирог, объеденная герань – на все это я давно привыкла закрывать глаза. Да, я готова простить все, что угодно кроме моей зеленой праздничной юбки!
Думаете, передо мной кто-нибудь извинился, постарался загладить вину или хотя бы поднять мне настроение? Ха-ха три раза или фыр-фыр если на зверином языке.
– Не надо было разбрасывать вещи где попало! – вот все, что я услышала, не считая свиста, прищелкивания, цоканья и прочих звуков, выражающих удовольствие.
Меня здесь не любят и это еще мягко сказано. Животные, которые, по новому законодательству могут голосовать и регистрировать браки, все равно как дети. Что же касается моего обожаемого братца – он так и не повзрослел. Не спорю, в своей профессии он гений, но в быту… Нередко даже пациенты, остающиеся в нашей домашней клинике, и те понимают больше него. Так вот: дети наблюдательны, а часто и жестоки – не злонамеренно, просто потому, что многого не понимают. Те, кто жалеет и балует, для них всегда добрые, а вот те, кто старается установить в доме порядок и хотя бы минимальную дисциплину, становятся хуже универсального пугала и злодея, портретами которого увешаны все улицы нашего приморского городка. Один из этих снимков я тайком отклеила и спрятала в своих бумагах, хотя сходство с оригиналом там весьма условное.
Уильям Бомлей, капитан торгового флота… Впервые мы встретились на благотворительном аукционе, для которого мои родители пожертвовали целую кучу безделушек из дома. А потом нового знакомого пригласили на спектакль нашего любительского театра…
Родители просто обожали принимать гостей и устраивать шумные праздники. А так же разные сумасбродные выходки, разумеется, в рамках благопристойности… Впрочем, не буду забегать вперед. Итак, в тот день на мне была юбка из зеленого мерцающего шелка. Портниха, которая должна была сшить маме тунику для роли королевы дриад, сделала не то, что требовалось, в результате у меня появилась обновка. Редкий случай, когда на меня обратили внимание. Должно быть, оттого, что, помогая расставлять букеты по залу, я случайно оказалась в поле зрения. Точнее не я, а мое невзрачное платье, дважды перешитое нашей заботливой няней
. . . .
С самого рождения братик не отличался крепким здоровьем. В дом зачастили врачи, прописывали микстуры и капли, о чем-то сочувственно говорили с родителями. Чем болеет юный Дулиттл, никто не мог сказать, все в один голос твердили о постоянном уходе и заботе. Единственный, кто сказал, что лучшее средство – закаливание, занятия спортом, а лучше всего иппотерапия в сочетании с канис-терапией – был со скандалом изгнан из дома.
В такой атмосфере и рос любимец родителей. Болезни, доктора, лекарства… и все это щедро сдобрено призывами быть добрым, добрее, еще добрее.
– Кукла плачет, пожалей ее, – в который раз повторяла мама, протягивая что-то из моих игрушек и втихомолку облегченно вздыхала. – Он совсем не похож сам знаешь, на кого.
– Успокойся, твой брат единственный в своем роде, – так же шепотом уговаривал ее папа.
Стоило моему братику – уже далеко не младенцу – захныкать, оба тут же бросались жалеть его.
– Ай, болит? – умильно повторяла мама. – Сейчас подую, потру поцелую. Варенька, принеси с кухни молока и булочку.
Угасшие, было, тревоги снова пробудились, когда мой брат начал играть в то, что постоянно было у него перед глазами. Он лечил и жалел сначала игрушки, а, став постарше, птичек, котят, даже жуков. Но и эти страхи оказались напрасными: у юного «звериного доктора» не обнаружилось ни малейшего сходства с неким родственником – владельцем клиники, находящейся на его собственным острове.
Под «клинику доброго доктора» отвели целое крыло дома. Заведение процветало, особенно, если учитывать, что мой брат отказывался от любой оплаты и нередко отказывал состоятельным пациентам. А поэтому в очередной обновке отказывали мне.
Он – солнце, я – темная тень, которая нужна для того, чтобы было удобнее любоваться светилом. Так считают все, кому довелось слышать о «Звериной клинике доброго доктора». Бесспорно, мой брат – гений, который самоотверженно трудится, позабыв обо всем на свете. Кто кроме него мог бы несколько часов сидеть перед микроскопом, пришивая крылышко мотыльку? А вернуть к жизни лягушонка, попавшего под велосипед? Теперь она живет у нас в аквариуме и нуждается в особом уходе. Угадайте с одного раза, кто этим занимается?
. . . .
На свидание я пошла в повседневном наряде. И это еще не самое худшее: я чуть не опоздала, потому что брату не обойтись без моей помощи, а потом…. Кто будет возиться с презренной прозой, пока гений и золотое сердце – да, именно так – выслушивает хвалебные отзывы и наслаждается заслуженным отдыхом? Это угадает даже ежик – тот самый, что до сих пор обижается на меня за то, что запретила ему ночные прогулки по кухне.
Уильям тайком пробрался к нашему дому под видом странствующего шарманщика. Встреча, которой мы оба ждали столько лет, оказалась совсем недолгой. Расстались мы недовольные друг другом и самими собой. И, похоже, уже навсегда.
