В китайской поэзии я разбирался до января 2007 года не больше, чем в китайской грамоте, но 15-го «… листал сборник стихов китайских классиков эпохи Тан, унынием их проникаясь, пока в конце почти первый подзаголовок „Поэмы о поэте“ „МОГУЧИЙ ХАОС“ не задержало моего внимания», – не совсем вразумительный перевод :
«Свет слов моих – словно блеклая тень,
Сила и суть наполняют душу,
Путь простоты – им я в хаос войду,
Силы скоплю и мощь отдам»
побудил меня как-то его улучшить:
Душа полна и истины и силы —
слова же бледные отсветы их.
Я мыслью ясной хаос обуздаю,
силы скоплю и слову мощь отдам.
Как видно, попытка улучшить перевод мне с легкостью в пять минут удалась, я был поражен противоречием грандиозности содержания в этих строфах, только обозначенного, но не нашедшее соответствующей формы, возникло желание привести форму в соответствие с содержанием, улучшить средствами русской поэзии переводы этих превосходных по замыслу стихов (а они все в «Поэме о поэте» в пролежавшей у меня 20 лет довольно объемистой, на 470 с лишним страниц, книге, кою неоднократно, конечно, листал, но только тогда заинтересовался, как довольно поздновато, на 66-м уже год стал, – сочинять стихи сам, и сначала именно «Поэмой о поэте»: сразу почувствовал, что это сильное произведение, ну и немедленно возник позыв улучшить перевод стихов:
В думах проносятся сотни мыслей,
пытаюсь проникнуть теснины жизни
сквозь мрачные, черные клубы туч
и ветер бытия слепой, могучий…
Тут же увлекся этим необременительным (к нему приступал обычно в неважном из-за возраста на 68-м году, зимней сонливости и гипертонии самочувствии, воодушевлялся, – и состояние улучшалось) и – сразу почуял – небесполезным занятием и продолжил дальше оснащать «Поэму о поэте» Сыкуна Ту (837 – 908) ритмом и рифмой (что, собственно, делает ее поэмой, а не маловразумитльной словесностью) … Заголовок первой песни оставил прежний, как вполне соответствующий, – и под ним еще строфа
Виды и грани реальности мимо-мимо,
лежит вокруг меня бескрайный мир.
Я мыслью ясною его объемлю,
препоны мысли волей одолею
Остальные подзаголовки заменил своими, поскольку были неясными, расплывчатыми.
ПРЕСНАЯ ПУСТОТА
Пустая немота постичь тщится
безбрежное море чудес —
лишь гармония будет пищей
печальному аисту небес
Как южный ласкающий ветер
в шорохе легком шелков,
слушай, бамбук шелестит, —
вспомнится еще мгновенье это
в скуке мертвящей жизни
ТОНКАЯ ЛЕГКОСТЬ
Безмолвием дышит долина моя,
Желаннейший гость у меня
Розово-тонко персик цветет
Солнце сияет Река бирюзой
Легкая ивы тень на тропе,
иволга золотом майским мелькнѐт
Возьму эту прелесть робкой рукой,
древность порадую новой весной
Я был весьма удовлетворен первыми результатами, проникся таким почтением к этой древней поэзии, нашел даже при самом беглом ознакомлении с ней столько созвучий нашему времени, – что стал внимательно просматривать сборник, ждавший своей очереди с конца еще 80-х, – и, главное, того момента, когда меня так внезапно после 65-ти музы посетят, – стал листать довольно толстый сборник с самого начала, – и где не находил перевод достойным содержания, там тут же, на полях, форзацах, любых пробелах книги набрасывал карандашом свой вариант …Это занятие не было работой – зачастую брался за него, будучи больше ни к чему не способным, чтобы только не поддаться сну мертвящему, – и в нем находил отдохновение и вдохновление… В итоге я перевел выборочно стихотворения семнадцати поэтов из пятидесяти приблизительно на сорока страницах из четырехсот пятидесяти.…
КИТАЙСКАЯ ПОЭЗИЯ
эпохи Тан
ЛУ ЧЖАОЛИНЬ (637? – 680?)
Застава в горах ждет брата старшего,
Там командира сменяет
Надвигается опять с гуннами война…
Видимся, может, последний раз…
В веселых забавах оставшиеся во дворцах
На провода̀х этих горестных
молча за ру̀ки мы взя̀лись,
молча глядим мы печально
друг другу в глаза…
В ПОХОДЕ
Костры сигналов над столицей западной
Тревога в поход бойцов сзывает
Знак полководца выносим из Врат Дворцовых
Латников конных ставим вкруг Стен Дракона
Во вьюжной круговерти
узоры знамен поблекли,
бой барабанов доносит ветер…
Лучше в походе
просто командовать сотней,
чем дома за книгой корпеть одиноко…
Бахвалятся купцы-торговцы
в стараниях ко̀рыстных ловкостью,
обмана подлого не чураются
и глупым мотовством кичатся
Жизнь тратится в слепом неведеньи —
их низкие ждут превращения,
конец бесславный и безвестный,
как у существ самых презренных…
Не вижу достойных наследников
былого дебелых мужей.
Постиг юдоли сей конечность —
и скорбь моя бесконечна…
Это последнее четверостишие глубоко взволновало меня полнейшим соответствием «текущему моменту»! В книге – не совсем логично
«Не вижу былого достойных мужей (а как их видеть, если их уже нет! – Ю.Б.)
Не вижу в грядущем наследников им.
Постиг я безбрежность небес и земли,
скорблю одиного и слезы текут»
Неплохой перевод, в отличие многих других, но не вполне соответствует громадному смыслу, – своим, надеюсь, добился соответствия (только не понимаю сам вполне значение архаичного слова «дебелый» – его помню из «Тараса Бульбы» Гоголя: в сцене битвы козаков с поляками, Гоголь почти речитативом перечисляет сраженных козаков, и в том числе «… дебелый был козак Григорий Нечипоренко…», в смысле не только достойный (кое понятие включает значение и не совсем приятное, – с достоянием, то есть богатый), но еще и сильный, храбрый, закаленный ветеран схваток с поляками, – в моем переводе в размер вмещается вполне и понятие «достойных» (мужей), – но «дебелых» шире по значению и по необходимости достаточно архаично: пришла пора вспоминать и вдохновляться достойными деяниями предков…
