…Тяжелый запах земли, сырости, тлена; гнетущая густая тишина, вязнущие в ней звуки. Звуков немного: прерывистое с легким постаныванием дыхание работающего человека, бьющий по нервам скрежет лопаты и ритмичные шлепки выбрасываемой из ямы влажной земли.
Человек стоит по колено в яме, движения его напоминают действия механизма: упор ногой, сильный толчок, лезвие лопаты вонзается в слежавшийся земляной пол подвала – именно там и происходит сцена, фантасмагорически освещаемая стоящим вертикально фонарем, – и захваченная земля летит из ямы на растущую справа бурую насыпь. Рядом с фонарем – пластиковая бутылка с водой; время от времени человек выпрямляется, протягивает руку и берет бутылку. Опираясь на лопату, громко и жадно глотая, пьет. Вытирает со лба пот, двигает затекшими лопатками, делает несколько глубоких вдохов, задерживает дыхание и медленно, рывками выдавливает из легких густой тошнотворный воздух. Снова возвращается к работе. Старается не смотреть на продолговатый предмет, завернутый в простыню, слева от ямы.
Не так! Он не старается, он забыл о том, что там, он занят, он работает, он целеустремлен, он превратился в механизм: наклон, нажим, толчок, рывок, шорох осыпающейся земли. Раз-два-три-четыре! Шорох осыпающейся земли. Раз-два-три-четыре! И шорох, шорох, шорох, словно осторожные шаги соглядатая…
Когда яма, по его мнению, становится достаточно глубока, он перестает копать и легко выскакивает наверх. Вытирает руки о рубашку и рассматривает яму, оценивая глубину. Взгляд выхватывает торчащие из стен комки глины и осколки не то керамики, не то ржавого металла, не то кострищ с остатками золы или рыжих рыхлых костей, то ли человеческих, то ли принадлежащих животным – культурных слоев, уходящих в глубину веков, свидетельствующих о многочисленных старых постройках и разрушениях и о времени, маятником снующем между прошлым и настоящим, сшивая его надежнее металлических скреп. Все хранится здесь, ничего не исчезло и не растворилось, нужно только знать, где искать. Он усмехается угрюмо и переводит взгляд на тело человека, завернутое в простыню. Вздрагивает и замирает – ему кажется, человек шевельнулся…
Через час примерно он закончил работу. Разровнял и утрамбовал землю, бросил сверху пару пустых ящиков и несколько трухлявых досок, подобрал с пола фонарь и пошел к хлипким узким ступенькам.
Оглянулся еще раз, скользнул лучом фонаря по хламу в углах, нечистому потолку, затканному серой паутиной, кирпичам, побеленным в незапамятные времена известкой, сейчас тоже серым и угрюмым. Задержал взгляд на ящиках, скрывающих засыпанную могилу…
Наверху он растопил камин. Сидел в кресле у журнального столика со стаканом в руке, смотрел в огонь; на столике стояла бутылка водки. Только сейчас он почувствовал, что его знобит, и подумал, что вот ведь как странно, рубаха мокрая от пота и все-таки продрог; не заболеть бы. Часы показывали четыре утра. «Теперь точка, – подумал он. – Дело сделано».
Мужчина пил водку и бросал в огонь какие-то мелкие вещицы, бижутерию и косметику; туда же полетело голубое женское платье и сумочка – сразу повалил сизый едкий дым. Он морщился от дыма, кашлял и пил стакан за стаканом.
Он так и уснул в кресле и проснулся через пару часов, на позднем рассвете. Протер глаза, с силой помял лицо в руках, окончательно приходя в себя. Уставился на угасший камин с горкой пепла, потянулся за бутылкой. С неудовольствием обнаружил, что она пуста. Нечистый захватанный стакан на столе был также пуст. Через небольшое окно проникал извне тусклый неприветливый свет. Он поднялся, застонав сквозь зубы – тело болело и отказывалось подчиняться; пришлось сделать несколько резких энергичных взмахов и приседаний. Часы показывали четверть седьмого. Пора.
Он аккуратно сгреб в полиэтиленовый мешок пепел из камина, обгоревшие украшения, пряжки и пуговицы; сунул туда же пустую бутылку и стакан. Тщательно вымыл руки в закутке с умывальником, несколько раз намылив их мылом; умылся и причесал волосы. Долгую минуту рассматривал себя в тусклом зеркале. Поскреб отросшую щетину и ухмыльнулся, подумав, что не хотел бы встретиться с такой рожей на пустынной дороге.
Постоял на пороге, внимательно осматривая комнату; потом, подхватив полиэтиленовый пакет, вышел из дома.
О женщине, которая осталась… там, он не думал вовсе.
Глава 1
Давайте знакомиться. О нас
…А под вечер, когда сельхозработы закончены до завтра, посидеть, расслабиться, принять слегка, как водится, – самое то. Роскошь человеческого общения, причем не на предмет, что у кого уродило, вылезло, расцвело или не задалось, несмотря на качественный навоз от знакомого фермера, хотя не без этого, а вообще: за жизнь и ее извилины. Как стемнеет, так народ и подтягивается. То к нам, то к Полковнику, то к Степану Ильичу или к Доктору. С подарками с грядки, кто чем богат, так сказать, а также из магазина. Полковник Бура (это фамилия) несет коньяк и серебряные рюмочки, он мужчина серьёзный, хозяйственный, отставник, причем холостой, что не дает покоя нашим дамам. В домике у него идеальный порядок, на огороде тоже, насос работает исправно, окна сверкают, вымытые синей жидкостью из специальной прыскалки. Очень положительный человек полковник Бура, и хобби у него серьезное – он у нас писатель-активист. Будитель умов, так сказать. Бьет в набат и зовет на баррикады. То деревья вырубают в Марьиной роще или в городском парке, то, наоборот, клумбу разбили не там, то машины ставят на детской площадке, то дорогу к дачному посёлку никак не отремонтируют – в дождь не проедешь. Я не смеюсь, я на полном серьезе: такие люди, как Полковник, на вес золота. Я бы не стал писать, хоть убей, и никто из моих знакомых не стал бы, а ведь кому-то надо. Должен же кто-то! Нам как-то все по барабану стало, никакого гражданского чувства, ну разве только про политику или футбол, а так – да гори оно все! Я лично несколько раз садился в яму на дороге перед поворотом к дачному поселку, трактором вытаскивали, а стал бы я писать? Да упаси боже! Почертыхаешься, душу отведешь насчет местных властей, и все! Может, раньше и написал бы, а сейчас – нет, теперь каждый за себя. Мы и сами уже пытались эту яму засыпать, но она какая-то бездонная, эта яма. Тут техника серьезная нужна. Когда Полковник принес письмо, я с удовольствием подписал. Все подписали. И что вы думаете? Пригнали самосвал с песком, засыпали, утрамбовали, до асфальта, правда, дело не дошло. Песок размыло первым дождем, но Полковник не сдается, снова пишет, а мы подписываем. Он лидер, можно сказать, но с натяжкой по причине занудства, извините за выражение, в хорошем смысле. Копии писем и ответы аккуратно подшиты в специальную папочку с металлическими кольцами, разложены по датам – в хронологии, говорит Полковник, – темам, адресатам: ну там в газету, мэру, в ЖЭК и так далее. Его все в городе знают, только скажи «полковник Бура», как всегда найдется кто-нибудь, кто скажет: как же, как же, знаю, читал, в последнем номере «Вечерней лошади», про наркашей из парка! Причем все думают, это псевдоним. Не всякий так может – я имею в виду папочку и общую упорядоченность и дисциплину. А наш Полковник запросто! А зарядка? А бег по шесть кэмэ каждый день? А обтирание снегом? А здоровое питание? Овсянка, сырые овощи и вареное мясо! И собой красавец, даже на мой мужской вкус: выправка, выбрит, аж блестит, джинсы не какие-нибудь с рынка, а настоящие: а что, может себе позволить, пенсия командирская, так сказать. Часы с наворотами. Серые глаза, белые волосы ежиком, кожа загорелая. Рост сто восемьдесят. Альбинос. Это Доктор сказал, что Полковник альбинос, я сначала не понял, думал, диагноз, но Доктор объяснил, что нет красящего пигмента в организме, поэтому общая как бы белесость, а так все нормально, ни на чем не отражается. Одним словом, настоящий полковник, по виду ариец и ни в чем таком не замечен. Пример для подражания, можно сказать.
